J hates H

27. Love you

Рыжая-бесстыжая, так говорят об их породе. Но Пэм все равно. Взбивает локоны нервной рукой, поправляет лямку платья. Ей нечего скрывать. Скользит зеленой лозой по клубу, стелется, пригибается к земле под своим грузом. Красота в глазах смотрящего, она хорошо запомнила поговорку. И вот в глазах Гордона, всей королевской рати, она - злодейка, в глазах дурочки Харли всегда была супер-героиней. И так бесит, что сейчас ничего не может сделать, не может спасти маленькую девочку с волосами мягкими, как перо пташки, с широко раскрытыми синими глазами и по-детски трогательными губками бантиком. Кончено, Пэм любит Харли, что тут скрывать. И может быть, не так, как любит её Харли. Но сейчас это все неважно. Она расколдована, из принцессы в тыкву, потерялась маска супер-героини, не может больше спасать Харли, не смогла.

И потому она в «Айсберге». Ей нужно напиться, залить глаза, вдрызг, чтобы кричать и материться, чтобы проблеваться, проплакаться своим горем, заснуть трупом на тяжелой подушке, забыть хоть на секунду о том, что она не успела. Не спасти ничего и никого. А Харли ведь называла это крошкой. В горле горький комок, не сглотнуть, не сплюнуть, катать его по трахеям, жалеть себя. Вот всё, что остается.

Пэм взгромождается на барный стул. Она ещё не пьяна, но чудится - Джокер рядом. Подслеповато щурится сквозь блики стробоскопа, пытается разглядеть соседа. И самое смешное, это правда он. Бухает, пока Харли воет в уголке, свернувшись в позу зародыша. Мерзкое слово. У него виски совсем на донышке, рот смолит сигарету почти до бычка. Он ухмыляется никому конкретно, играет ножом, перекатывает его между пальцев, срывает лоскуты кожи, пускает кровь. Радостно ему, паскуде, весело. Памеле нужно что-то сделать, дать ему сдачи, за Харли, за всю эту ситуацию, за то, что вот оно так вышло. А он виноват, конечно. Мудак бесчувственный.

Памела не хочет сцен. Это глупо, Оззи будет не рад, а с ним Пэм ссориться не готова. Да и по-детски это все. Разбитую чашку не склеишь, засохший цветок не заставишь дать побеги, а крошку не вернешь Харли.

Пэм бьет Джокера по плечу, всаживает ядовитый шип в мышцы, может быть, ах если бы, задело кость. Тренч трещит, рвется. Памела довольно ухмыляется. Джокер обожает свои тряпки - весь этот гнилой и дешевый образ. Так приятно подмочить ему репутацию, выдернуть пару перьев из павлиньего хвоста.

Джей поворачивается, его глаза такие черные, маслянистые, словно пленка нефти на океанической глади, отрава в бокале с вином. И Памела ждет злости, вызова, ярости. Только этого всего нет. В его взгляде пугающая пустота, тягучая, совершенно космическая. Дыра размером со вселенную. Он смотрит, ухмыляется по привычке, давит эту улыбку, словно вскрывает гнойную рану. И у Пэм в горле ворочается что-то склизкое и противное, словно собственное сердце прыгнуло из груди в глотку.