J hates H

35. Helicopters

Джокер смотрит, как она болтается на тросе. Выделывает невообразимые па, дурачится и дурачит. Всю эту пеструю компанию - сурового Дэдшота, тупого Бумеранга, сучку Уоллер. Из нее все же получилась отличная шутиха у трона короля, его трона. Он затаскивает её в вертолет и обнимает первым, будто так оно и надо, словно он ждал ее.

Наверное, все-таки ждал. Так много лишних действий совершил, чтобы достать ее, совершенно ненужных и таких глупых. Он давно не чувствовал себя глупцом. Разучился за долгие годы самодовольства и превосходства, этих подковерных игр с Бэтси. Но когда он её видит, с размазанными тушью и помадой, с кровоподтеками и драными колготками, он её обнимает. Прижимает к себе, считает ребра, слушает сердце, изучает, не препарирует. И, наверное, она ему так нужна, что хочется выжать из неё весь сладкий сок, опьянеть от её запаха и ощущения, больше никогда не трезветь. И, быть может, Джокер сказал бы, что это херовое чувство, только Джек в его голове думает совершенно по-другому.

Лопасти вертолета поворачиваются и трепещут, словно крылья птицы. Джокер обнимает Харли Квинн, как мужчина обнимал бы женщину. На перроне, после долгой разлуки, на пороге дома, после тяжелого дня, на исходе кошмарной ночи, когда наступил рассвет. И совершенно точно, Джокер никогда не обнимал её вот так.

Он говорит ей глупости про медвежью шкуру и содовую из виноградных косточек, рычит ей на ухо глухо и удовлетворенно, а она смеется, гладит короткие волоски на шее, называет его так, как она одна умеет. Пирожок. Бесит и радует одновременно, рождает ненависть, благоговение, радость.

Он изобрел её заново, сделал под себя, легкой и доступной, совершенно понятной и линейно-простой. Только сейчас её глаза - как кровавые океаны, синие с прожилками красного. Лопнувшие сосуды. И ничего более загадочного он не видел в своей жизни. Потому что она совсем не такая, какой он её себе представлял. И у них есть вот этот шанс - один на двоих.

Дергает за хвостик, насилует её губы поцелуем. Разная помада, жирная, липкая, смешивается. И вот теперь они снова вместе. Снова могут тянуть эту лямку, играть в эту дурацкую, но такую веселую игру. Жизнь. Смерть. Все смешивается в тугой комок нервов и желаний. Все они не растрачены. А вертолет ворочает лопастями, несет их куда-то к горизонту. И это все можно было бы назвать хэппи эндом, если бы пленки хватило, если бы язык повернулся.