J hates H

37. Pretty little psycho

У Харли много шрамов. На спине и поперек. На тонких запястьях и поверх зарубцевавшейся толстой соединительной ткани. И эти шрамы - её путь домой, те самые крошки, которые разбросал Ганзель для Гретель. Для того, чтобы она могла встать да хоть из могилы, прийти к нему, вернуть ему то, что принадлежит, то, что сводит с ума и не дает сосредоточиться. Сердце. Червивое. Глупое слово. Блядь.

Она лежит на боку и дышит ровно, почти так, как и надо. Но Джокер знает, что все теперь совсем не так. Потому что теперь она хрупкая. Она всегда бежала вперед, ощерившись, словно кошка, это она спасала его, срубала головы врагов, если было нужно, и если нет. Все одно. Но теперь он должен ее защищать. Иначе она погибнет. И это в лучших традициях глупого кино. Это в лучших традициях таких, как Джинни. Джокер сухо усмехается, чуть слышно. Харли думает, что он бы воскресил мертвую Миссис Напьер, если бы только мог. Но это иллюзия. Он бы повторно отправил её на шесть футов вниз, если бы мог, и еще, и еще. Потому что она была хрупкой, хрупче Харли, гораздо хрупче, а потому была бесполезной ему. Не говоря о том, что прошлое в прошлом.

Харли поворачивается к нему лицом, ресницы трепещут, дергаются, в напряжении, всегда так. Но она не просыпается, высвобождает только руку из-под подушки. Правую, куцую, без указательного пальца. Самого важного. Им она жала на курок, им подманивала жертв. Теперь похожа на героиню мультфильмов, тех, в которых все в перчатках, а пальцев всего четыре. Харли тоже теперь любит перчатки.

Джокер может отомстить, конечно, сделает. Не за нее, за себя. У него была идеальная красотка, малышка на миллион, сейчас у него только жертва. Кусок мяса, возможно, что и под замену. В его подвалах много вот таких Харли, если выбрать лучшие части, получится то, что надо. Но ведь этого все равно будет недостаточно. Потому что он так долго лепил её под себя, так долго делал её идеальной, а на самом пике, когда наступила кульминация, её отобрали. Разломали на чертову кучу паззлов, прислали пару деталей на память. И за это грязные ублюдки поплатятся. Он тоже умеет разбирать на части. Деструкция ведь проще, чем созидание. А в этом он мастер. Только нужно немножко притормозить, растянуть удовольствие, так, чтобы хватило солнца в карманах надолго.

Харли открывает свой синий глаз. Один. Как циклоп пялится на него, черный провал зияет чужой вселенной, вбирает в себя крошечные блики уличного света от фар машин, засасывает в пространство такое далекое и пугающе ненастоящее, что остается только не моргать, смотреть в ответ. И Джокер смотрит. Ненавидит её пуще прежнего, потому что её бровь изгибается дугой, тело пружинит и пышет этим смехом хрустящим, как битое стекло, этой удивительно-печальной радостью. Совсем другими эмоциями, которых у Харли не было. Потому что Харли была красавицей в их тандеме. Теперь же превратилась в настоящую тыкву. И вина очень херовое чувство.