J hates H

12. And scream

Джокер не понимает значение слова «похоть», не знает значение слова «любовь». Для него это лишь рычаги, лишь больные точки, на которые можно нажимать, которые можно использовать. Яд для людей, таких слабых, таких податливых и мягких, словно молочная каша. Секс лишь способ доказать им, что они совершенно не особенные, что они кожаные мешки костей и мяса, мятущиеся, глупые, ведомые толстой губчатой мышцей - сердцем. И это совершенно неприемлемо.

Секс с Харли - еще один гвоздь в крышку ее гроба, еще один способ доказать ей, что она принадлежит только ему, что она вещь, а он - хозяин, может делать с ней все, что ему заблагорассудится. Может пустить кровь, доставить удовольствие, может постелить её шкурку у себя в ногах, если только пожелает. Когда прожорливый монстр между её ног сыт, она более податлива, когда голоден - она взвинчена и напориста. Её легко читать, как раскрытую книгу, предугадывать ее действия, порывы и желания. Она тривиальна, словно одноклеточная бактерия. Но держать её на поводке от этого не менее весело.

Иногда, очень редко, Джокер хочет вколоть этот гормон радости, от которого так зависима Харли, самому себе. Это бесит, делает его слишком похожим на других, на свою сучку. Но он ведь не кобель же. С одной стороны. С другой, он всегда получает то, что хочет. И в конце концов, не так уж плохо иногда притвориться таким же, как она, позволить ей верховодить или думать, что сверху она. Надо же ей хоть чем-то оправдывать жалость к самой себе, бесполезность и отсутствие мозговой ткани.

И вот в таком настроении он приходит в логово. Удавшийся день, кровавый, прибыльный. И драка тоже удачная, до сбитых кулаков, до прокуренных пальцев. Ему хочется продолжения, хочется еще немного противостояния. Над ним словно зависла тяжелая черная туча - наемники расступаются, раскатываются цветными бусинами врассыпную. Он поднимается по скрипучей лестнице. Раз-два-три. Она его ждет, как послушная самка, лежит на кровати, раздвинув ноги, приглашая, заманивая в свои сети. Так он себе представляет. Потому что она так делает всегда. Это её прерогатива. Предсказуемость.

Ирония в том, что реальность, как и всегда, отличается от фантазии. Она свернулась калачиком на кровати, подтянула голые избитые ноги к груди, дрожит и елозит на простынях. Зажала виски руками. Неможется, нездоровится. Волосы грязные, спутанные, лак облупился, губы дрожат. Зуб на зуб не попадает. Но ему плевать. Его желание не имеет ничего общего с кружевным бельем и намазанными помадой губами. Это что-то такое первородное, темное, скользким червем ползает в его душе. И он рад подчиниться. Эмоций так мало, каждая из них будет ценна. Не ему, а ей. Получите заказ.