— Мисс Т/И, вам явно отдавил ухо медведь, — Феликс — главный помощник Чонгука, тот самый мужчина с торгов, прикрывает глаза ладонью, потому что ему уже больно смотреть на твою очередную ошибку в танце. У тебя тоже внутри всё подрагивает, лихорадит от того, что не можешь попасть в такт музыки. Твоё тело сопротивляется, не хочет засовываться с обычным вальсовым «раз-два-три» в мелодию, что наигрывает мужчина на пианино.
Неделя в поместье кажется вечностью и мигом одновременно. Днём время пролетает по щелчку пальцев, начинаясь тем, что ты неизменно ударяешься рукой о прикроватную тумбочку, а в следующий момент в дверь вплывает слишком бодрая для такой рани Сани и распахивает настежь окна, позволяя свежему ветру ворваться в комнату. И вроде ты только минуту назад умылась, как уже сидишь в библиотеке у камина, слушая треск дров и любуясь оранжевыми всполохами света на стенах, пока Чонгук над чем-то работает или читает. Неизменно вслух, медленно, порой поднимая глаза и удостоверяясь, что ты слушаешь, а не игнорируешь его.
Игнорировать молодого господина сложно от слова «невозможно».
И вот это заставляет тебя считать секунды вечной ночи, потому что ты всё ещё не понимаешь, почему так происходит. Анализируешь каждый свой поступок каждый шаг Чонгука, сопоставляешь, выворачиваешь. Всё ещё не можешь определиться, как себя с ним вести, ведь он всё ещё твой господин, а ты его покупка. Но тебя не нагружают абсолютно никакой работой (Сани пригрозила отхлестать тряпкой, если сунешься), не посылают никуда, не заставляют. И ощущение, что где-то здесь подвох, поселяется жуком под кожей, неприятно шевелит лапками, вновь и вновь напоминая кто ты такая.
Но Чон одной своей улыбкой — тёплой и даже немного детской — притупляет это чувство. Он осторожно обращается с тобой, словно сам не понимает, что нужно делать, подолгу подбирает слова при разговоре, порой зависая. У него сотни тысяч мыслей, и среди них лишь несколько кажутся правильными, теми самыми, что подойдут.
— У него никогда не было друзей, — пытается объяснить такое поведение своего господина Феликс, когда вы решаетесь сделать перерыв в экзекуциях друг над другом. Ты просто садишься на пол, не особо заботясь о состоянии платья и вытягивая гудящие ноги. Чувствуешь, что мужчина всё также изучает тебя взглядом, как делает это каждый раз при встрече. — Господину Чону сложно понять, что он должен делать в таком случае.
— Мне казалось, что у всех, — замолкаешь, пытаясь найти нужное слово, что не будет звучать как грубость, но Феликс только взмахивает рукой, как бы прося продолжать, — господ всегда много людей вокруг. И это я не о прислуге.
Грустная улыбка на лице мужчины напоминает о матери, которая улыбалась точно так же на твою очередную детскую глупость.
— Люди вокруг не признак отсутствия одиночества, мисс. И, как видите, у господина из прислуги только я, Сани и повар, который отказывается выходить из кухни. Рассматривайте это, как угодно.
Феликс смотрит на то, как ты хмуришься, раздумывая над его словами. И где-то глубоко в душе он действительно счастлив твоему появлению в этом слишком одиноком доме, где сквозняки из распахнутых настежь окон гуляют чаще, чем кто-то другой. Куда приятнее смотреть, как господин, когда-то оставленный ещё мальчишкой на его попечение, каждый вечер не прозябает в вечно холодной библиотеке, пытаясь растеряться в строках книг, а вытаскивает эти самые строки в мир, наполняет их звучанием комнату, позволяя переплетаться с треском поленьев в огне.
Именно так в этом доме оживает жизнь.
— Давайте на сегодня закончим, — мужчина отворачивается от пианино, — Вы уже устали физически, а я морально не выдержу больше. Так что лучше отдохните, сходите в сад. Господин как раз ждёт вас.