BTS +18 Mini stories 3[Заморожен ]

"Продано". 1

  — Лот номер пятьдесят семь, начальная цена — тысяча монет!

Слова клиньями проникают в голову, разрывая мысли. Хочется свернуться комочком, прижав колени к груди, плакать, как маленькой девочке, пока тебя не найдёт мама. Хочется объятий и нежного голоса, который обещает, что это всё сон, такого не бывает.

Такого не бывает.

— Продано!

Слово вбивает новый гвоздь в крышку твоего гроба, перекрывая остатки воздуха. Рвёт надежду на кусочки, совсем как кот мелкую пташку. И только перья вокруг и капельки крови, мешаются, становятся мерзким подобием того, что когда-то было прекрасным. Птичка больше не птичка, её больше нет.

Так и не будет тебя. Потому что подобное случается. И подтверждение этому — дюжина сидящих рядом людей, жмущихся друг к другу, потому что слишком тесно в маленьком закутке за сценой, где только что спустили с молотка мальчонку. Крик его матери эхом отдаётся в голове, но перекрывается хрипом, когда кто-то из охраны перерезал ей горло.

Дюжина доказательств, что человека всё так же можно продать, десятки уже забитых гвоздей, по одному на каждого проданного за бесценок или кучу золота. Ты сама часть всего этого, оплата отцовского долга, хотя тот, наверняка, и не знает об этом, продолжает раскладывать карты и проигрывать.

В голове маленькая мысль, робкая, пытающаяся придумать план побега. Прямо сейчас или когда дверь откроется в очередной раз. Тогда можно будет неожиданно толкнуть кого-нибудь из охранников, проскользнуть, закричать. Можно сейчас навести здесь панику, воспользоваться этим. Мысль не хочет быть рабыней кого-то из тех, кто готов дать цену чьей-то душе.

Но когда тебя хватают под руки, вытаскивая на свет, толкают в спину, заставляя подняться на сцену, ты понимаешь, что выхода уже нет. Если только броситься в толпу или на чей-нибудь нож, окончательно умирая. Хочется разодрать себе кожу, уничтожить всю чувствительность, только бы не эти сальные взгляды покупателей, не их улыбки, мысли, что как бегущая строка в помутневших глазах.

— Лот номер шестьдесят, начальная цена — тысяча монет!

Ты смотришь на людей у подножия сцены, пытаясь не слышать, сколько будешь стоить окончательно. Бегаешь глазами по их вскидывающимся к небу рукам, когда предлагают больше денег, увеличивают, чтобы не купил кто-то побогаче. Новое предложение — новый нож в твоём сердце, которое даже не может уже биться от страха, что купит какой-нибудь старый заплывший богач, захотевший молодого мяса. Страха уже нет, он был, когда к вам в дом заявились те люди, заявляя, что ты теперь их собственность. Его липкие пути сковывали, когда обещали отдать на корм собакам, если продолжишь кричать. Когда мужчина рядом с тобой решил развлечься перед смертью.

Тогда был страх. А теперь — отвращение.

— Десять тысяч и одна монета! Продано!

Молоток вгоняет в твой гроб последний гвоздь, пока грубые руки стаскивают с помоста, пихают под ноги господину, молча смотрящему на тебя. Он словно жалеет, что отдал такие деньги, заставляет подняться на ноги и идти до повозки. И только рядом с ней та самая мысль, желающая свободы, начинает биться в истерике, кричит о том, что не хочет, не пойдёт, не поедет. И вместе с ней начинаешь брыкаться ты, мотаешь головой, вырываясь из рук.

— Нет! Умоляю! Не надо! Пожалуйста!

Ты на коленях умоляешь мужчину, пальцами сжимая подол его дорогого пальто. Ищешь хоть малейший проблеск надежды в его глазах, знак на издевательски чистом небе, которому всё равно на то, что под ним творится.

— Прошу, — шёпотом, игнорируя брезгливое выражение лица, с которым из твоих пальцев вырывают ткань, режут последние ниточки, держащие в сознании.

И темнота приветливо встречает, позволяя потеряться в ней хотя бы на пару часов.