— Хён, подожди! Я с тобой! — Юнги с нарастающим раздражением наблюдает за Тэхёном, который как щенок скачет вокруг Хосока, лезет под руку, ластится и виляет воображаемым хвостом.
Тэхён весь как на ладони — светится, стоит Хосоку послать ему ободряющую улыбку, увядает — стоит тому отмахнуться. Его чувства такие же, как и он сам — яркие, необузданные, с ноткой сумасшествия, но до боли искренние. Юнги не понимает, почему кроме него этого никто не замечает, почему никто не видит, как загораются у Тэхёна глаза, когда Хосок всё своё внимание уделяет ему. Или как опускаются плечи, а лицо превращается в грустный смайлик, когда Хосок запирается в танцевальном зале, отказываясь пускать кого-либо внутрь. Чувства Тэхёна такие же очевидные, как и то, что солнце встает на востоке, а садится на западе. И Юнги кажется, что они были всегда, даже раньше, чем сам Тэхён о них догадался.
Раздражение бьется внутри пойманной в клетку птицей. Юнги не хочет смотреть, но видит, как Тэхён приобнимает Хосока за плечи, как широко улыбается и нашептывает тому что-то на ухо, пока они идут в сторону выхода из спортзала. Всего несколько шагов и тяжелая дверь скроет их от взгляда Юнги, а шаги затеряются в лабиринтах коридоров.
Юнги вскакивает на ноги быстрее, чем мысль в голове окончательно успевает сформироваться, хватает куртку, сумку и, не обращая внимания на окрик Намджуна, в два прыжка оказывается возле двери.
— Я с вами, — Юнги старается говорить ровно, но голос всё равно дрожит.
— Хён? — брови Хосока ползут вверх в веселом изумлении, а губы растягиваются в насмешливой улыбке. — Ты же хотел ещё позаниматься. Передумал?
Юнги складывает руки на груди и вызывающе приподнимает подбородок, в ответ на повисший в воздухе вопрос. «Да, передумал, проблемы?» — говорит он всем своим видом. Хосок рассматривает его несколько долгих секунд, — Юнги пытается прочесть по лицу, о чём тот думает — и, хмыкнув, пожимает плечами.
— Тогда пошли, — он удобнее перехватывает сумку и толкает дверь, первым выходя из зала.
Тэхён бросает на Юнги взгляд, в котором плескаются веселье напополам с усталостью, и склоняется в шутливом поклоне, жестом предлагая тому идти первым. Юнги только фыркает, выдыхая «не паясничай», и толкает Тэхёна плечом, когда проходит мимо. Тот молчит и смотрит — прямо, почти не моргая, — улыбается, и есть в его улыбке что-то такое, от чего у Юнги волосы на руках встают дыбом. Раздражение продолжает клокотать внутри, огнем опаляя щеки, Юнги первым отводит взгляд и спешит нагнать Хосока, который медленно движется в сторону лестницы, одновременно набирая кому-то сообщение.
— Под ноги смотри, — бросает ему Юнги, поравнявшись.
Хосок поднимает на него взгляд, улыбается рассеянно и убирает телефон в карман. «Кому ты там пишешь?» — хочет спросить Юнги, но не может подобрать момент, да и не его это дело. Тэхён идет следом, едва не наступая Хосоку на пятки, рассказывает забавные истории со съемок — меняет голос, жестикулирует, гримасничает — в лицах изображая героев своего монолога. Юнги рассматривает его взъерошенный затылок и капли пота на шее, пока они движутся по узкому коридору в сторону лестницы.
«Уйди».
«Ты тут лишний».
«Твои чувства никому не нужны».
Слова крутятся на языке, но Юнги не произносит их вслух, и никогда не произнесет. Может лишний тут как раз он, но Юнги запрещает себе об этом думать.
Хосок смеется тихо, совсем не так как на съемках перед объективами камер, сверкает маленькими ямочками и щурит глаза. Юнги пытается следить за разговором, но быстро теряет нить — Тэхён соскакивает с одного на другое, с брелоков в виде оленей у визажиста, которые он находит забавными, до сидящих на крыше фургончика с едой птиц. Юнги не видит в этом ничего смешного, но улыбается на автомате, криво зеркаля улыбку Хосока.
Хосок яркий, живой, солнечный — Юнги нравится быть с ним рядом, нравится купаться в его тепле, и не только ему одному. Тэхён снова смотрит — и понимание в его взгляде пробирает до костей. Юнги чувствует себя голым, словно все его чувства разом вытащили наружу представив всеобщему обозрению. Но Хосок продолжает смеяться над нелепыми шутками, и, то ли нарочито не обращает внимания, то ли и правда ничего не замечает.
У Тэхёна к Хосоку большое и светлое, что один раз и на всю жизнь, что у самого Юнги — он не знает. Больная привязанность, вожделение и восхищение — дремучий коктейль из чувств, названия которых он знает только по книгам Намджуна. Жаль только, что ни в одной книге не написано, как эти чувства можно выжечь из себя — никто ещё не придумал лекарства от любви. Да и назвать любовью это всё Юнги не может — нет бабочек в животе, нет улыбок и сияющих глаз, есть только навязчивое желание запереть Хосока в комнате и никуда оттуда не выпускать.
Юнги трет виски и, развернувшись на пятках, сворачивает к лифту, игнорируя удивленное «Хён!» от Хосока. Он едва не бежит, затылком чувствуя тяжелый взгляд — и не оборачивается до тех пор, пока металлические створки с тихим шуршанием не отрезают его от коридора. Ему потребуется хорошая причина, чтобы объяснить своё поведение, если кто спросит.
Юнги бездумно рассматривает кнопки этажей, задаваясь вопросом, какого хрена он творит, но не хочет отвечать. И не потому, что не привык лгать себе, а потому что у него нет ответа.
Это не как у Тэхёна к Хосоку, не большое и светлое, что у нормальных людей называют любовью. Это темное и мрачное, что лучше спрятать глубоко внутри и наблюдать, как оно корчится от боли, истекая черной кровью. И никого не подпускать близко, пока он не найдет антидот к этим отравляющим разум эмоциям.
