Утро начинается для Хосока более чем прекрасно. Он просыпается не от надоедливого будильника, как обычно, а от легкого поцелуя в висок и запаха свежесваренного кофе и панкейков.
—Доброе утро! — Шуга улыбается и ставит на столик у кровати поднос с завтраком. — Это инструкция, как нужно будить своего бойфренда.
Хосок готов поклясться, что готов быть чьим угодно бойфрендом, если его каждый день будут так будить. Да хоть бойфрендом ебучего гнома. Но Хоби прогоняет эти глупые мысли, они же вообще-то этой всей хренью занимаются из-за Чонгука. Которому, кстати говоря, следовало бы написать. Но Юнги придумал кое-что получше.
— Хорс, а ты своего малыша часто фоточками балуешь? — Мин заговорщицки поглядывает своими прищуренными лисьими глазками на мирно уплетающего панкейки Хоби.
— Ну, я каждый день присылаю ему забавные селфи. Или, — Чон поперхнулся кофе, — или ты имеешь в виду типа… дикпики? Тогда нет, я таким не занимаюсь.
— Да не дикпики, господи! — Шуга закатывает глаза и громко вздыхает, — просто что-то слегка эротичное.
— Хм, я как-то показывал ему свои детские фото, и там было пару кадров где я голенький в ванночке, считается?
Ох уж этот невинный цветочек, всему приходится учить. Так что следующий час Хосок пробует себя в качестве модели в объективе Мина. Парни нашли для фотосессии белоснежную шелковую рубашку на несколько размеров больше, которая вообще непонятно как оказалась в гардеробе Чона среди дедулиных кофт. Юнги отметил, что белый цвет чудесно подчеркивает загорелую кожу, а легкая ткань красиво струится по стройному подтянутому телу, и засчет большого размера Хосок выглядит в этой рубашке очень хрупким и нежным. Мин, хоть и является лишь фотографом-любителем, прекрасно знает, как сделать крышесносные кадры, и командует своей моделью как может. Как встать, как лечь, куда повернуть голову, как держать руки, что оголить, что прикрыть. Чон, конечно, стесняется до невозможности, но покорно слушается, и получается у него вполне хорошо. Когда рубашка оказывается полностью расстегнута, Юнги подмечает, что проникающий через полупрозрачные занавески мягкий свет утреннего солнца красиво ложится на тело младшего, очерчивая каждый кубик пресса. В следующее мгновение ненужная одежда сброшена на пол, а ее краснеющий от смущения обладатель уложен на кровать. Хоуп лишь прикрывается одеялом и прячет лицо в подушках. Не каждый же день твой друг фотографирует тебя в чем мать родила.
Постепенно Чон раскрепостился, не без чуткого руководства старшего, разумеется. Он предстает перед камерой в приличных и не очень позах, демонстрируя свое соблазнительное тело во всей красе. А фотограф лишь без зазрения совести залипает на гибкую спину, выпирающие ребра и ключицы, тонкую талию, изящные, почти девичьи руки, длинные стройные ноги. И, вот черт, от этих картин приятно тянет внизу живота, а дыхание сбивается. И судя по диким огонькам в янтарных глазах Хосока и тому, как он периодически покусывает и облизывает губы, чувствует он то же самое.
Но нет, нельзя переступать границы.
— А ты вообще часто фотографируешь обнаженных мальчиков? — с улыбкой интересуется Хосок, застегивая пуговицы на своей любимой зеленой рубашке с мопсами.
— Нет, только тех, которые мне очень сильно нравятся, — Шуга понимает, что сказал не то, и, опуская в пол смущенный взгляд, добавляет: — ну, и еще тех, которые сами не умеют делать секси-фотки для своих парней.
Только вот Хосок — единственный парень, которому Мин Юнги устраивал такую фотосессию.
Чон просматривает около двух десятков наиболее удачных фото, отобранных Мином, и решает скинуть Чонгуку только самые невинные — в полурасстегнутой рубашке, что красиво обнажает лишь ключицы и часть груди, и фото со спины, где солнечные лучи играют на смуглой бархатистой коже. Остальные, решает парень, должны остаться только между ним и Юнги.
* * *
Вечером друзья, наконец, выбрались в торговый центр и вынесли оттуда гору пакетов с вещами, которые, как обещал Юнги, непременно должны свести с ума Чонгука: классические зауженные брюки, пара джинс скинни, (о боже) черные кожаные брюки, несколько идеально подчеркивающих фигуру рубашек и водолазок, шикарный красный пиджак, который даже Чону понравился. И, разумеется, много "нормального" белья. Не "баленсиага", конечно, но вполне презентабельное, по словам Юнги. Хотя сам Чон ни за что бы не променял на эту монотонную скукотищу свои трусы с динозаврами.
Дома парни подбирают крутые аутфиты для "нового" Джей-Хоупа и параллельно дурачатся. Хосок дефилирует по квартире под Bigbang, которых обожает Юнги. В какой-то момент это переходит в уроки тверка от Мина, а затем и вовсе в танцевальный баттл. Насмеявшись до боли в животе, старший, наконец, предлагает:
— Думаю, пришло время заняться тем, ради чего мы, собственно, здесь собрались.
Чон в ответ театрально хлопает в ладоши и пищит как девчонка:
— Боже, наконец-то ебучий гном вспомнил, что должен научить меня целоваться! Я уж думал, блять, не дождусь!
Юнги подходит ближе к Хоби и шипит ему на ухо:
— Еще раз назовешь меня ебучим гномом, и я оправдаю это прозвище.
Затем он немного отстраняется, чтобы посмотреть на охуевшее лицо младшего, и притягивает к себе за подбородок. Но в момент, когда их губы должны соприкоснуться, парни больно ударяются лбами. Хосок готов сквозь землю провалиться от стыда, а Юнги лишь мягко улыбается, гладит залитую румянцем щеку друга и делает еще одну попытку. В этот раз без происшествий: он аккуратно прикасается к чужим губам, безумно нежным и с привкусом вишневой гигиенички. Убедившись, что Хоби дышит, и вообще живой, Шуга мягко сминает его губы, осторожно проводит кончиком языка по нижней и легонько оттягивает. Чон, немного придя в себя от нахлынувших новых ощущений, начинает отвечать на поцелуй, неумело и совсем по-детски, но Юнги настолько приятно, что он улыбается в поцелуй, и, чуть отстранившись и переведя дыхание, шепчет:
— Расслабься.
Мин одной рукой обвивает талию друга, а другой зарывается в волосы, и снова впечатывается в такие желанные сейчас губы. Уже более настойчиво сминает их, покусывает, вырывая из младшего первый едва слышный стон. Затем проникает горячим языком в чужой рот, исследуя его и доводя Хоупа до мурашек по всему телу и фейерверков перед глазами. Хосок быстро всему учится. Еще бы, с таким-то учителем! Парни еще долго целуются. Глубоко, влажно, страстно, отдаваясь друг другу без остатка. Наконец, нехотя оторвавшись от таких прекрасных припухших и покрасневших губ, Мин, тяжело дыша, спрашивает:
— Не жалеешь, что подарил свой первый поцелуй ебучему гному?
На что Чон лишь, счастливо зажмурившись и широко улыбаясь, отрицательно качает головой и чмокает старшего в кончик носа.
Когда Хоуп принимал предложение друга, он думал, что это все будет максимально неловко, возможно даже не очень приятно, и вообще он скорее всего сгорит со стыда после. Но, как ни странно, поцелуй действительно понравился обоим и не ощущался как нечто неправильное.
Сегодня Хосок опять долго не может уснуть. Но не из-за дискомфорта, а из-за переполняющей его нежности к все еще ебучему гному, что так сладко спит, уткнувшись младшему носом в ключицы и по-хозяйски закинув на него ногу.
