— Кхм, — привлекает внимание багровый Хосок, как бы невзначай, будто это ему и не надо, будто он может и подождать, и, в принципе, не особо то и торопится.
Впрочем, безуспешно привлекает.
— Кхе-кхе, — повторяет он попытку, уже громче и увереннее первой.
Парень смотрит недовольно и не менее, а может даже более недовольно осведомляется:
— Чего тебе?
— Простите, это, конечно, сущие пустяки, и проще было бы проигнорировать этот факт. Ещё тысячу раз извиняюсь, но я считаю необходимым Вас предупредить о том, что Ваша рука находится в моих штанах.
Хосок чуть дёргается, когда в очередной раз ладонь незнакомца шевелится внутри.
— Да, это действительно пустяки, — подтверждает парень, словно дело Хосока к нему заключается именно в признании или не признании незначительности происшествия.
Хосок вздыхает и закусывает губу, рука странного незнакомца мягко сжимает его драгоценные бубенчики.
— Неловко отвлекать Вас, но мне на следующей станции выходить, — пищит сбивчиво Хосок.
— Ты уверен? — уточняет незнакомец.
— На все сто, — подтверждает Хосок.
Парень нехотя вытаскивает руку из спортивных штанов Хосока, который облегчённо выдыхает и спешит к выходу.
Эмоции берут вверх. Тело колотит безумной дрожью. По ощущениям мерзко, грязно, ОТВ-РА-ТИ-ТЕЛЬ-НО! Хочется треснуть по той недовольной роже. И Хосок с минуту зависает, сомневаясь в реальной причине того, что его расстроило сильнее: сам акт насилия или выражение лица извращенца, когда он сжимал в руках дражайшую Хосокову мошонку.
Вдох-выдох, вдох-выдох.
Вот теперь, когда Хосока попустило с ситуации, он готов высказать тому извращенцу из вагона всё, что не пришло в голову тогда, с рукой в штанах. Жаль только, что он вряд ли в этой жизни с ним когда-нибудь ещё пересечётся.
* * *
Хосок в том же вагоне. Ему вообще нравятся нечётные числа и традиции. Например, такие, как выходить из дома в одно и то же время, или как покупать кофе напротив входа в метро, или как надевать спортивные штаны в понедельник, среду, пятницу и как ходить на тренировки в эти же дни, отсчитывать третий вагон с начала и ехать в нём. Хосок любит традиции и нечётные числа. Именно поэтому у него есть оправдание тому, что он в эту прекрасную пятницу опять в том же вагоне, что и в прошлый раз, когда подвергся насилию.
Хосока удивляет даже не рука, скользнувшая по спине прямо в его штаны, моментально облюбовав место под правым полупопием, а скорее своя реакция, с которой он ощущает прилив волн возбуждения, нежели отчужденности и отвращения.
Нужно отметить, что так по-хозяйски в штаны даже сам Хосок к себе не лазит.
— Ты уже облапал у меня такие места, к каким ещё ни одна девушка в моей жизни не прикаса... — осуждающе шепчет Хосок через плечо.
— Скучно живёшь, — обрывает его парень, прохладным носом касаясь шеи.
Дыхание извращенца гуляет по оголённой коже, приводя в немой восторг оцепенения.
«Надо бы сбежать», — намекает сознание, пока рука неритмично водит по члену, отключая всякие сигналы бедствия. Хосоку хочется выгнуться, опрокинуть голову на извращенца. Но он всё ещё в метро и в час пик, поэтому наоборот сжимается, повисает на поручне, ниже склоняет голову, прикрывая безумные глаза и закусывая губу. О его задницу трётся член извращенца, вжимается на остановках, пропуская людей. Хосоку невыносимо жарко. Лишь бы не застонать, когда пальцы сильнее сжимают член, лишь бы не задохнуться от нехватки воздуха и переизбытка эмоций. Рука ускоряется, приближая момент «истины».
Остановки объявляются, сливаются в одно размытое пятно названий станций. Хосок уже толком не соображает, когда откидывает голову назад, больно ударяясь об острое плечо. В гуле вагона и разговоров людей тонет тихий стон.
— Так до понедельника? — деловито интересуется извращенец, поправляя одежду.
Хосок открывает рот для решительных возражений и тем же путём его закрывает. Ну а что, собственно, говорить? Можно просто сменить вагон, или время выхода, или дом, или город, или страну, можно даже попытаться сменить планету. Или, как хочется, угол зрения на ситуацию!
— Простите, Вы, вероятно, торопитесь, и мне не следует Вас отвлекать от... важных дел. И это совершенно точно не стоит внимания. И мне, право, неловко об это говорить.
— Чего тебе? — вновь демонстрирует своё, на время усыплённое, недовольство извращенец.
Хосок разрождается претензиями:
— Вы меня, извращенец-ши, уже на свидание зовёте, а я даже Вашего имени не знаю.
— Какое ещё свидание?
— Вечерне-субботнее.
У извращенца разве что глаз нервно не подрагивает. Он разворачивается, намереваясь скрыться в неизвестном направлении, но в итоге что-то заставляет его передумать, потому что он бесцеремонно (хотя какие уже тут церемонии?) вытаскивает телефон Хосока из его же сумки, быстро набирает номер, кидает обратно и ныряет в толпу выходящих.
На дисплее светится имя Мин Юнги, и почему-то сомнений нет, что номер подлинный.
