Юнги не замечает момента, когда все идет решительно не так.
Возможно где-то между очередным "Когда ты уже познакомишь меня со своей сестрой?" и вломившимся в ванную Хосоком. После последнего разговора о сестре прошло не меньше месяца, а в ванную Хосок вламывается постоянно. Вернее, не только Хосок, а вообще все. Потому что замок давно и бесповоротно сломан, и вообще, в этом нет ничего такого. Кто-то моется, кто-то чистит зубы. Так происходит постоянно, так есть ли смысл обращать внимание?
Но Юнги обращает. Он вдруг чувствует себя до отвращения некомфортно за тонкой душевой занавеской, пока Хосок гремит баночками и ищет чем протереть внезапно вскочивший прыщ, громко это комментируя. Ничего романтичного, тем более, ничего сексуального. Но у Юнги сводит желудок и горло, поджимаются пальцы на ногах и почти встает. Он благодарит про себя всех богов, что только "почти". И почему-то думает, что если бы Хосок был девушкой, то такая реакция была хоть как-то понятна. Но Чон Хосок все еще не девушка. А его сестру Юнги в глаза не видел.
— Хён, хорош плескаться, — говорит Хосок, а у Юнги по спине пробегают мурашки. Никогда прежде он даже не задумывался, что у Хосока такой охренительный голос.
Юнги трясет головой и выключает горячую воду. Он почти вскрикивает от того, как ледяные струи лупят по коже, но это должно привести в порядок мысли. Он явно перегрелся.
— Хён, ты меня слышишь? Или ждешь, когда Тэхён составит тебе компанию? Он, между прочим, давно собирается, его Чимин не пускает, — продолжает мысль Хосок, гремит баночками и, вроде как, идет на выход. — Я тебя предупредил.
— Жаль, что Тэхён, — произносит Юнги до того, как успевает понять, что вообще говорит.
— А кого позвать? — хохочет Хосок. — Мне ж не сложно.
— Твою сестру? — тянет Юнги и понимает, что попал. Хосок только кажется милым и вечно довольным жизнью, по части умения портить неугодным жизнь — он в их группе лидирует. Но это всяко лучше, чем прямо сказать, чего бы Юнги сейчас хотелось. Тем более что даже про себя Юнги не готов это озвучить.
— Плохая шутка, хён, — хмуро говорит Хосок. — Если не хочешь со мной поругаться, то лучше не продолжай.
Дверь Хосок закрывает излишне осторожно, а значит все совсем плохо.
Юнги вырубает воду и с минуту просто стоит, смотря в пол. Его немного потряхивает от холода, но он не торопится вытираться. Юнги с ужасом думает, что, если его не отпустит вот прямо сейчас — то все станет совсем плохо.
Потому что Хосок рядом двадцать четыре на семь. Спит, ест, страдает фигней, переодевается и танцует. Последние два пункта — это совсем плохо. Хотя, со "спит" тоже не все гладко.
— Хён, мне надоело ждать! — едва ли не с ноги в ванную вваливается Тэхён и тут же начинает раздеваться.
Юнги вздрагивает и поспешно хватается за полотенце. И уже на самом пороге ванной останавливается и смотрит на Тэхёна. Тот уже успел залезть в душ и намылиться, напевая под нос какую-то дебильную песенку. Юнги смотрит очень внимательно: на торчащие лопатки, на мышцы спины, обрисовывающиеся под кожей, на линию бедер. Тэхён весь покрыт пеной и это, по идее, считается сексуальным. Но Юнги приходит к мысли, что не видит в этом зрелище ничего привлекательного. Вообще.
Это все просто сестра Хосока, которую Юнги в жизни не видел, но о которой слишком часто говорят.
— Хосок, — неуверенно начинает Юнги, заходя в комнату.
Хосок сидит на кровати, уткнувшись в телефон. И даже не поднимает головы.
— Все нормально, хён. Только больше не касайся этой темы, хорошо?
Юнги кивает и садится на свою кровать. Почему-то ему становится обидно. Лучше бы Хосок ему морду набить попытался, честное слово.
Хосок вдруг откладывает телефон, закидывает руки за голову и откидывается спиной на кровать. Он потягивается, и его майка задирается, приоткрывая узкую полоску кожи на животе.
Юнги сглатывает и поспешно заворачивается в одеяло, отворачиваясь от Хосока. Никогда прежде его не возбуждала такая мелочь, как просто полоска голой кожи. Да и парни ему тоже никогда прежде не нравились. Юнги усиленно пытается вспомнить имя сестры Хосока, но не может. В итоге он вспоминает свою последнюю девочку, ее небольшую грудь и неестественные стоны. Но все равно его мысли скатываются к Хосоку. Юнги видится, как он ведет языком по животу Хосока, как тот выгибается и стонет.
Юнги распахивает глаза и слепо таращится в стену. В комнате темно и слышится только сонное дыхание. У Юнги стоит.
Он осторожно поднимается и уходит в ванную. Но, вместо того, чтобы быстро снять напряжение, он смотрит на свое отражение в зеркале и кривит губы.
— Мин Юнги, ты совсем с ума сошел? Тебя возбуждают мужики?
От самой мысли передергивает и корежит. Живот скручивает и кажется, что под кожей ползают слизни. Это противно настолько, что Юнги почти тошнит.
Он представляет себе голого возбужденного Хосока. Представляет, как обхватывает пальцами его член…
Юнги сплевывает в раковину. От возбуждения не остается и следа, только мерзкое ощущение в животе. Юнги надеется, что ему больше ничего не приснится этой ночью.
И следующие два дня все действительно хорошо. Юнги забывает обо всем, как о страшном сне, он ведет себя как всегда и даже флиртует с девочкой из стаффа. Просто так, без всяких мыслей.
А потом Хосок широко зевает и кладет голову Юнги на плечо, обнимая его рукой за талию. В его жесте только усталость и ничего больше, да и вообще это все еще жадный до прикосновений Хосок. Но у Юнги пересыхает во рту, а живот снова скручивает, снова под кожей ползут слизни. Юнги сглатывает и с очень большим трудом остается на месте. Ему хочется отстранить Хосока, хочется перестать чувствовать тяжесть его головы, его тепло.
— Тоже устал? — тихо спрашивает Хосок и трется щекой о его плечо, устраивая голову удобней.
Юнги невнятно мычит в ответ, потому что не уверен в своем голосе. Он думает о том, что даже если бы не отвращение к самому себе, не осознание, что все это неправильно, даже без этого — все равно все это омерзительно до тошноты. Даже если бы — тем более, если бы Хосок ответил взаимностью. Юнги давится нервным смешком.
— Хён? — Хосок приподнимает голову, скашивая глаза на Юнги. — Поделись, что ли, может, я тоже посмеюсь?
Юнги снова хмыкает, в красках представляя, как без прикрас сообщает Хосоку причины своего нездорового веселья. А потом, пока Хосок еще только переваривает подобные новости, можно было бы попробовать его поцеловать. Не то чтобы Юнги этого хотелось, просто помирать, так с музыкой.
Он поднимает руку и взлохмачивает волосы Хосока.
— Я просто очень устал, бред всякий в голове крутится, — сдержанно отвечает он.
От прикосновения к волосам Хосока, от уютности подобного жеста, его окатывает странным и непривычным теплом. И ровно три секунды, которые требуются Юнги на осознание происходящего, ему приятно. Но вместе с пониманием возвращаются и слизни. Юнги думает, что, если так пойдет и дальше, он даже сможет к ним привыкнуть. Наверное. Но пока что его начинает подташнивать.
Он излишне осторожно выпутывает пальцы из волос Хосока, хмурится. И медленно, глубоко дышит.
— С тобой все нормально? — уточняет Хосок и, наконец, отстраняется. — Ты, кажется, побледнел.
У Юнги в голове воют сирены, и паникующая толпа несется разом во все стороны. Ему срочно нужна помощь со стороны, потому что он не может ответить Хосоку ничего внятного. Ничего, что будет звучать убедительно.
Он ведет взглядом по залу, но, как назло, рядом нет никого. Ни Чимина, который как рыбка-прилипала в последнее время следует за Хосоком тенью, ни Тэхёна, который… Юнги не успевает додумать. Он почему-то вспоминает голого и мокрого Тэхёна. И это уже откровенный перебор для человека, который еще три дня назад не думал ни о чем подобном.
— Со мной все совсем не нормально, — глухо бормочет Юнги и наклоняется, прижимая пальцы к вискам.
— Эй… может тебе врач нужен? — тут же начинает суетиться Хосок. — Болит что-то? Или голова кружится?
— Не надо врача, — качает головой Юнги и поднимается на ноги. — Сейчас умоюсь, и полегчает.
— Я прово… — начинает Хосок и встает было следом. Но Юнги вскидывает руку и перебивает:
— Не надо. Вы дальше репетируйте, я скоро вернусь, — Юнги злится на себя за то, что позорно сбегает, но ему надо побыть одному. Прямо сейчас, иначе он не представляет, чем все это закончится. Ему нужно засунуть голову под кран с ледяной водой, проораться и пару раз пнуть стену, может все вместе это и поможет. — Все нормально, Хосок. Правда.
Хосок хмурится и явно не верит его словам. Но Юнги и сам бы себе не поверил.
Он почти сшибает с ног Чонгука, но даже не обращает на это внимания. Все, что ему остается — это пять минут наедине с собой в кабинке туалета. Потом его начнут искать.
Но Юнги просчитывается и в этом.
Не проходит трех полных минут, как в дверь кабинки скребется Тэхён. И тихо тянет:
— Хёёёён… Выходи… а то я скажу менеджеру, что ты упал в обморок, и тебя отправят к врачу…Открываааай…
Юнги поджимает губы и ругается под нос. Потому что в его голове Тэхён все еще голый. И в пене. И в таком виде совсем не стоит стоять посреди туалета и ломиться к кому-то в кабинку.
— Тэхёна, уйди. Нормально все со мной, — грубо цедит сквозь зубы Юнги. — А позовешь менеджера — жизни потом не дам, учти.
— Хён, — Тэхён перестает нудеть, говорит вдруг непривычно серьезно и спокойно. — Открывай. Тебе надо выговориться.
Он не спрашивает, и от этого Юнги становится совсем уж тошно. Чтобы мелкие его жизни начали учить? Ниже падать некуда.
Щелкает замок двери, и Тэхён тут же оказывается внутри. В отвратительно узкой кабинке, почти вплотную к сидящему на крышке унитаза Юнги. Тэхён часто дышит и, кажется, забирает последний кислород, заполняет собой все то немногое пространство, что оставалось. У Юнги едва ли не темнеет в глазах.
— Плохо? — тихо и участливо спрашивает Тэхён и кладет руку на затылок Юнги. Смотрит так, будто все знает, будто все, что происходит сейчас с Юнги — для него просто и понятно.
Юнги прикусывает губу, потому что Тэхён не может знать. Потому что Юнги сам не знает.
— Терпимо, — откликается он. И, по правде, даже не уверен, что они думают об одном и том же.
— Ты можешь выговориться мне, — серьезно говорит Тэхён и ерошит волосы Юнги. — Я пойму.
— Ты не много на себя берешь, а, мелкий? — щурится Юнги. Он очень хочет перевести все в шутку, пока еще не поздно.
— Я просто умею правильно смотреть вокруг, — Тэхён пожимает плечами. И не стесняясь говорит в лоб. — Раньше ты от прикосновений Хосок-хёна не шарахался.
— А я шарахаюсь? — вскидывает брови Юнги.
У него в голове уже не просто сирены и паника, там Апокалипсис: летящие на Землю астероиды, цунами, землетрясения и миллионы жертв.
— Да, — кивает Тэхён. — Вы поругались?
Юнги на мгновение прикрывает глаза и резко выдыхает. Атомная бомба в его голове не взрывается, природные катаклизмы заканчиваются, воцаряется мир и покой.
— Самую малость только, — слабо улыбается Юнги. — Я неудачно пошутил про его сестру.
— Вот вроде взрослый, а такой дурак иногда, — качает головой Тэхён. — Как будто не знаешь, что эта тема слишком скользкая, чтобы ее касаться.
Тэхён делает паузу, а Юнги думает, что, по-хорошему, надо навешать тому по ушам за дурака, а себе — за всю эту сцену.
— А теперь мести, что ли, ждешь? — Тэхён вздыхает и за каким-то чертом ведет пальцами от макушки Юнги к шее, медленно-медленно. И как-то это совсем не по-дружески.
Юнги вздрагивает, чувствуя, как кожа тут же покрывается мурашками, чувствуя, как неприятно сводит в животе. Он поджимает губы и встает. Слишком резко, Тэхён этого не ожидает. А Юнги отступать уже некуда, он слишком поздно сообразил и теперь стоит едва ли не вплотную к Тэхёну, так близко, что чувствует его дыхание. И зачем-то думает о том, что где-то в другой вселенной в такой ситуации между людьми происходит… что-то. Впрочем, Юнги не уверен.
Неловкая пауза явно затягивается.
Положение спасает Тэхён. Он растерянно моргает, так, как умеет только он, включает придурка и делает шаг назад, прижимаясь спиной к двери и нащупывая ручку.
— Пойдем? — он скалится во все тридцать два.
— Да, — хмуро бросает Юнги.
Ему очень хочется с разбега приложиться головой о стену. Потому что в животе у него ворочаются слизни, в голове картинки за гранью приличия, полный разброд, шатание, и он вдруг понимает, что зря он тогда подумал в ванной, что нет в Тэхёне ничего привлекательного.
От одного только осознания подобной мысли Юнги едва ли не трясет.
Он пытается удержать это ощущение, пытается свести все к неприятию и отторжению. Как будто мало ему одного Хосока, чтобы еще и Тэхён.
На его плохое настроение как будто никто не обращает внимания, а танцует он достаточно сносно, чтобы и хореограф не задавал лишних вопросов.
Поздно вечером Юнги сбегает курить на крышу общежития, кутается в толстовку и пытается найти выход. Ну, что-то кроме того, где он тупо шагает вниз. Самым простым и доступным кажется вариант, в котором он клеит на ночь девочку, бурно трахается до потери пульса и забывает обо всем как о страшном сне.
Но Юнги не хочет девочку.
И вот от этого ему выть-то и хочется. Тут уже и все так же исправно ворочающиеся в животе слизни не помогают. Оказывается, в пидораса можно превратиться всего за три дня.
Юнги хочет Хосока. На худой конец Тэхёна.
Последнее совсем уж странно, как будто нечестно, и о чем он, черт возьми, вообще думает?
Юнги щелчком отправляет окурок вниз и медлит — закурить еще или пойти домой?
— Хён, — раздается от двери и Юнги вздрагивает. Конечно, только Тэхёна ему и не хватало, все в лучших традициях жанра. — Я тебе чай от простуды принес.
— Чай? Серьезно? — Юнги вздыхает и все же закуривает.
— Если честно, то это все Сокджин-хён, — Тэхён подходит к Юнги, держа чашку в одной руке, а пальцем второй потирая глаз. — Он всех заставил эту дрянь выпить. Типа сейчас какая-то эпидемия, надо перестраховаться. Чимин пошел Намджун-хёна искать, а я вот к тебе пришел. Знал, что ты здесь.
— Эпидемия? Разве что долбоебизма, — вздыхает Юнги, но чашку берет. Чай на вкус мерзкий, и Юнги кривится.
— Ощущение, что Сокджин-хён собрал все наши грязные носки, как следует их вымочил, и получившуюся воду нас пить и заставляет, — вздыхает Тэхён и опирается на ограждение совсем рядом с Юнги. — Я бы на твоем месте не пил, а просто вылил. Все равно он не узнает.
— Зачем тогда притащил? — Юнги отставляет чашку в сторону. После чая курить совершенно невкусно, но выкидывать сигарету жалко.
— Чтобы ты знал, что за вкус у этой дряни, и Сокджин-хён поверил, что ты это выпил? — улыбается Тэхён и поворачивается к Юнги. — Только не знаю, куда это вылить. Цветы на лестничной клетке жалко, вдруг завянут?
Юнги цветы не жалко. Ему, на самом-то деле, и прохожих внизу было бы не жалко. Он вполне мог выплеснуть чай просто на улицу, но это не слишком хороший пример. А Юнги хочет быть хорошим хёном. То, что он при этом ловит себя еще и на желании выебать Тэхёна — не делает его же хуже?
Тэхён улыбается совершенно безмятежно, он понятия не имеет, что творится в голове Юнги, и что, по-хорошему, бежать ему надо. И чем дальше, тем лучше. Но Тэхён наоборот подвигается ближе, резко дергает вниз молнию на толстовке Юнги, распахивая ее и, прежде чем Юнги успевает хоть как-то отреагировать — обхватывает его за талию и крепко прижимается.
— Холодно здесь, — вздыхает Тэхён.
— А не пробовал что-то помимо футболки надевать? — Юнги вздыхает, выкидывает сигарету, потому что курить теперь совершенно невозможно, укутывает Тэхёна полами толстовки, и обещает самому себе, что если выдержит эту проверку на прочность, то…
Додумать он не успевает. Потому что Тэхён прижимается носом к его шее, шумно вдыхает, а потом отстраняется и заглядывает в глаза, нервно проводя языком по губам. Юнги видел все это десятки раз, Тэхён такой же маньяк до прикосновений, как и Хосок. Постоянно жмется к кому-то, обнимает, оплетает словно лиана.
Только одно дело смотреть со стороны, а совсем другое вдруг оказаться в столь неловком положении.
Тэхён снова облизывает губы, а Юнги следит взглядом за кончиком его языка. У Юнги в голове короткое замыкание.
Он не помнит ни когда успевает обхватить шею Тэхёна ладонью, ни когда прижимается к его губам своими. Он, в общем-то, даже не понимает, что его целует, до тех пор, пока все не заканчивается, когда Тэхён ошарашенно выдыхает невнятное "Воу!" и смотрит широко распахнутыми глазами.
Юнги отстраненно думает о том, что его не тошнит, а Тэхён не пытается ему врезать. И если второе безоговорочно радует, то насчет первого он не уверен.
— Хён, — Тэхён не опускает взгляда, его, кажется, вообще нисколько не смущает, то, что сейчас произошло, и то, что они так до сих пор и жмутся друг к другу. — Здесь все-таки холодно, пойдем в студию. У Намджун-хёна завтра рано утром радиозапись, так что думаю, он оттуда уже свалил.
У Юнги что-то поджимается в потрохах, но он не подает вида. Сдержано кивает и разжимает руки. Тэхён тут же отстраняется, перехватывает Юнги за запястье и тянет за собой.
Чашка с чаем так и остается стоять на ограждении.
Тэхёна, кажется, ничего не смущает. Едва Юнги закрывает за собой дверь студии, как тот разворачивается и сам тянется к нему. Юнги хочется отшатнуться, хочется обругать Тэхёна. В конце концов, какого черта он творит? Но Юнги только сжимает ладони в кулаки и поддается настойчивому поцелую. Он не пытается анализировать действия Тэхёна, не хочет даже знать, что тем руководит. А потом рука Тэхёна накрывает его член, сжимает через ткань домашних штанов — и думать не хочется вовсе.
В конце концов, Юнги любопытно. В конце концов, он никому ничего не обещает. А то, что его уже, в общем-то, немного подташнивает от самого себя — это мелочи.
Тэхён целуется жадно, напористо и глубоко. И стонет точно так же. У Тэхёна вообще все всегда чрезмерно. Но Юнги нравится. И сжимать чужой член в ладони — внезапно — нравится. Они сидят на диване, лицом друг к другу, Тэхён расслаблен и уверен, Юнги зажат и сдержан. Он не готов пока ни к чему большему, да и то, что уже происходит для него немного перебор. Но Тэхён так усиленно вылизывает его шею, прикусывает кожу над кадыком, почти поскуливает и толкается в кулак, что Юнги просто перестает анализировать.
В итоге он растирает между пальцами сперму Тэхёна, и желание немедленно помыть руки мешается с желанием повторить. У Юнги затекла нога, которую он под себя подогнул, и у Тэхёна, кажется, тоже.
— Видишь, хён, ничего страшного же, — улыбается Тэхён и поправляет на себе штаны. У них нет салфеток, чтобы вытереть руки, и это напрягает все сильнее. — Если хочешь, я тебя и остальному всему научу. А потом можно и на штурм твоей снежной крепости.
У Юнги ухает вниз сердце.
— Тэхён, ты о чем? — он встает и нервным жестом подтягивает штаны, ищет взглядом хоть что-то, что не жалко потом будет выкинуть. Но, как назло, остатки туалетной бумаги, что вечно валяются у них на столе вместо носовых платочков, использовал сам Юнги еще утром.
— Ну, не считай меня совсем уж идиотом, — фыркает Тэхён и разваливается на диване. Кажется, собственная грязная рука его вообще ни сколько не заботит. — Я умею сложить два и два.
— И что же ты там наскладывал? — Юнги в итоге хватает бандану, кажется, Чимина, и вытирает об нее пальцы. И даже мысленное "Извини, Чимин" звучит настолько неискренне, что Юнги хмурится только сильнее.
Тэхён следит взглядом за его действиями и усмехается:
— Если я не ошибаюсь, это любимая бандана Хосок-хёна. Лучше ее будет незаметно постирать, а то он расстроится.
Юнги вздрагивает. Вздрагивает так сильно, что выдает себя с потрохами.
А потроха, к слову крутит так, как не крутило, даже когда у него приключилось воспаление аппендикса. Юнги хочется попросить Тэхёна уйти. Или самому встать и молча свалить из студии. А потом собрать шмотки и уехать в такую глушь, где его никто и никогда не найдет, где нет телевизора и сотовой связи. В принципе, можно и без шмоток, на самом-то деле.
Главное больше никогда не видеть Тэхёна. Не помнить того, что произошло между ними. И не чувствовать на руке чужую сперму.
— Хён, выдохни уже, — бурчит Тэхён. — Я никому ничего не скажу, ни про чай, ни про бандану, ни про остальное, но ты должен мне пообещать, что перестанешь страдать херней.
— Тэхён, не придумывай, — Юнги садится на стул, откидывается на его спинку. И, спасибо прогрессу и тому гению, что придумал крутящиеся кресла, легко оттолкнувшись мыском, разворачивается к Тэхёну спиной.
— Очень по-взрослому, — невесело смеется Тэхён, кажется, он не собирается вставать с дивана. — Может, все же выговоришься?
Юнги прикрывает глаза. Кто бы мог подумать, еще днем от такого вопроса Тэхёна у него атомные бомбы в голове взрывались и тошнило от ужаса, а теперь в голове только выжженная радиоактивная пустыня. Впрочем, Юнги точно так же тошнит. Только на этот раз от отвращения.
— Хён, — настойчиво зовет его Тэхён. — Ты же запал на Хосок-хёна? Ну, если серьезно.
— Тэхён, уходи, — Юнги хорошо владеет голосом, и он звучит ровно и спокойно. И что очень важно, совершенно не грубо.
Юнги не ждет, что Тэхён послушается, он никогда не слушается, если уверен, что в чем-то прав. Но в этот раз почему-то не пытается больше спорить.
— Давай бандану, я постираю, — вздыхает он над плечом Юнги. А потом уходит, тихо попрощавшись.
Юнги полночи так и сидит в кресле, уставившись в потолок. Он не знает, что его напрягает больше — то, что он подрочил парню, то что ему подрочил парень, то что он целовался с парнем или то, что этот парень не Хосок.
У Тэхёна деликатности ни на грамм. Он, как и обещал, никому ничего не говорит, даже самому Юнги не говорит, но смотрит так выразительно, что кулаки чесаться начинают.
Он валяется на полу танцзала поперек Хосока, но смотрит на Юнги. Он висит на Хосоке, пока им поясняют расписание на ближайшие дни, и косится на Юнги. Он изучает вопросы к следующему интервью и снова то и дело смотрит на Юнги.
Юнги звереет самым натуральным образом.
Лучше бы Тэхён смотрел с тоской, обидой и выражением лица из серии «ты разбил мне сердце», но где там. Тэхён очень красочно передает мимикой, что считает Юнги придурком, ссыклом и глубоко и полностью неправым.
Наверное, с ним можно было бы поговорить. Наверное, даже есть небольшой шанс, что Тэхён услышит доводы Юнги и успокоится. Но проблема в том, что Юнги не готов. Он и сам своим доводам не слишком-то доверяет.
А еще его перестало тошнить, мутить, и он почти с тоской вспоминает ворочавшихся в кишках слизнях. Это прошло как-то разом, с ничего. Несколько дней Юнги хотел вывернуться из собственной кожи, обзавелся привычкой мыть руки по десять раз на дню и упаковкой влажных салфеток. А потом проснулся утром и не почувствовал ничего, когда его взгляд упал на спящего еще Тэхёна. Юнги не передернуло, ему не захотелось потянуться за салфетками, чтобы вытереть руку. Просто спокойное осознание «да, между нами что-то было, но это не значит ровным счетом ничего».
И вот это спокойное принятие случившегося факта Юнги напрягает.
Единственный совершенно непробиваемый довод Юнги — я не гей, больше неактуален.
А еще Юнги немного неудачник.
Он вваливается в ванную ровно в тот момент, когда голый Хосок вытирается полотенцем. Юнги забывает, зачем зашел, и просто стоит и откровенно пялится, как дурак. Хосок смотрит на него удивленно и немного нервным жестом повязывает полотенце вокруг бедер.
— Хён?
Юнги дергается от этого оклика и невнятно мямлит:
— Я… это… извини.
Он позорно сбегает и с ужасом думает о том, что да, он гей. Пусть это и касается одного лишь Хосока. Тэхёна Юнги списывает со счетов на всякий случай, в конце концов, ничего такого между ними и не было.
А еще Юнги понятия не имеет, как выглядят отношения двух парней, как можно провернуть все так, чтобы никто ничего не заподозрил и, черт возьми, он все еще не уверен, что готов взять в рот чужой член.
Юнги заворачивается с головой в одеяло и уже почти готов пойти к Тэхёну за советом, но тот приходит сам. Забирается на кровать, беспардонно сдвигая Юнги, стягивает с его головы одеяло и шепчет на ухо:
— Знаешь, хён, раз ты не собираешься ничего делать, то, пожалуй, рискну я.
— Что, блядь? — Юнги резко поворачивается и хмуро смотрит на Тэхёна. А тот начинает хохотать и заваливается на бок.
— Ну, а что добру пропадать? — сквозь смех фыркает Тэхён. А потом вдруг резко становится серьезным, внимательно смотрит на Юнги и сообщает доверительным тоном, — Хосок-хён очень способный ученик, между прочим. Я знаю, что предлагаю.
У Юнги пересыхает во рту и — добро пожаловать, давно не виделись — слизни под кожей ползают и черви в кишках.
— Воу, хён, я только пошутил, не надо меня убивать! — верещит Тэхён, хотя Юнги не говорит ни слова, и очень быстро уносится из комнаты, гогоча в голос.
— Вот придурок-то… — вздыхает Юнги и снова заворачивается в одеяло.
Он понимает, что если всего за полторы недели у него уже нервы ни к черту, то страшно подумать, что будет дальше. В конце концов, терпеливость никогда не была его сильной стороной. Юнги не очень представляет, что делать, а особенно после того, как Хосок его обругает и надает по морде. Но, пожалуй, проблемы надо решать по мере их поступления.
Случай выпадает сам собой на следующий же день. И это невыразимое счастье, потому что всю ночь Юнги снился Хосок. Снилось, как он стонет в ответ на то, как Юнги лижет его ключицы, как вздрагивает, когда Юнги прикусывает кожу на животе или проводит по пояснице ногтями. И жадно глотает воздух, когда Юнги обхватывает его член рукой.
Утром Юнги разбитый и не выспавшийся, он почти чувствует на губах вкус кожи Хосока, а на пальцах — его сперму.
Хосок сидит в студии и задумчиво изучает взглядом потолок, он явно только что закончил запись влога для фанатов.
Юнги глубоко вдыхает, чувствуя себя до отвращения неуютно, и закрывает за собой дверь. В какой-то степени он завидует Тэхёну, тот бы сейчас точно не растерялся.
— О, хён, я уже почти ухожу, — Хосок запрокидывает голову и улыбается.
— Да, я как раз к тебе… — Юнги откашливается и подходит к Хосоку, опирается ладонями на подлокотники кресла. И не дает самому себе времени на подумать, наклоняясь ниже и прижимаясь к губам Хосока.
И почему-то тот сразу же начинает отвечать на поцелуй.
У Юнги в голове снова конец света и мы все умрем. Он не знает, что делать дальше, не знает зачем вообще все это. Но он и не думает отстраняться, обхватывая ладонью шею Хосока, чтобы было удобней.
