— Я не люблю тебя.
— Я тоже.
Они не встречаются, но живут вместе. Не испытывают друг к другу нежных чувств, но спят в одной постели. Говорят о своей нелюбви так, будто это желанное признание. Эта ненависть из-за запредельного нездорового обожания. Это нездоровое обожание из-за запредельной ненависти. Неприступная черта их гармонии — одержимость друг другом. Для Юнги нет прошлого. Для Хосока нет прошлого. Есть настоящее, где они вдвоём, и каждая секунда, утёкшая вместе со временем, отведённым человеку на жизнь, теперь забыта. Поэтому так важно знать, что чувствует кто-то из них.
— Я не люблю тебя, — в который раз повторяет Юнги. Машинально. Даже не смотря в сторону адресата.
Самая частая фраза, слышимая в их совместной квартире. Ей пропитано все — воздух, стены, пол и потолок.
— Я…тоже. Я тоже не люблю тебя.
Заминка Чона во время ответа настораживает Мина. Так быть не должно. Хосок должен отвечать быстро, не думая, потому что только такие ответы являются верными. Как код-пароль. Если парень думает — что-то не так. Однозначно, а «не так» значит только то, что проблему надо искоренить. Как простуду — вылечить. Юнги займётся этим прямо сейчас. Но он не будет кормить таблетками или сбивать температуру, а просто использует проверенный метод лечения нежелательных явлений.
— К стене.
Холодный сиплый голос старшего раздаётся в пустой, почти лишенной мебели комнате. Хосок послушно встаёт спиной к стене, заранее зная, что этот приказ значит. Он готов к «лечению» и принимает его без всяких возражений. Если возразит — получит вдвойне бóльшую дозу «препарата». Сердце уже не стучит от такого, и Чон только просит побыстрее закончить, потому что медлительность всегда раздражает. Юнги кивает, замахивается кулаком и с силой впечатывает его в хосокову челюсть. В этот момент в тишине слышен хруст пальцев. Раздаётся стук головы об стену, и парень по инерции отлетает в сторону. Мин бьет сильно, не жалея сожителя. Перед закрытыми глазами яркие вспышки света, играющие на пару с острой болью. Когда-нибудь челюсть не выдержит, как не выдержал зуб за щекой, расколовшийся надвое. Второй удар оглушает с другой стороны. Третий — апперкот — подбрасывает голову брюнета в воздух, и потолок на долю секунды показывается перед глазами, после чего становится просто яркой вспышкой. Мычание от прокушенного языка исходит из самой груди избиваемого, но он терпит, чтобы не закричать. Чтобы не показать свою слабость. Предпоследний удар приходит в нос, и вот-вот уже сломает его — в следующий раз точно. Но Юнги не делает таких ударов, чтобы повредить кости, он все просчитывает. Годы жестоких уличных драк воспитали в нем прекрасное чувство меры. Приподняв поникшую голову Хосока за волосы, Мин прижимает её затылком к стене и шипит тот самый вопрос:
— Ты усвоил урок?
— Да. Я тебя ненавижу, сука, — ругается Чон, всхлипывая и двигая челюстью вправо-влево, чтобы проверить её целостность.
Зубы опять на месте, лицевые кости не повреждены. Спасибо, Юнги. Младший чертыхается и сплевывает кровь, перемешавшуюся со слюной. На сером полу грязное пятно, которое надо вытереть. Хосок сделает это, когда проверит сохранность носа. Он в норме. Вдохнув, парень чувствует запах крови, а её тошнотворный вкус наполняет рот. Первое время юношу выворачивало наизнанку, но теперь Чон глотал позывы. Приучил организм к порядку — такому же, какой всегда царил в квартире.
Юнги испытывающим взглядом смотрит на брюнета, после чего преспокойно садится на диван. Его не волнует боль, которую испытывает Хосок. Разве врачи ноют и утешают, когда режут вашу плоть своими скальпелями? К тому же, в следующий раз он сам может получить от младшего по лицу. Все наказания работали в обе стороны. Парни жили одну жизнь на двоих, разделяя все преимущества и недостатки бытия. Как к этому все пришло — никто не помнит. Они помнят лишь лица и имена друг друга, а все остальное — чушь. Кто их родители — неизвестно. Друзей тоже никто не знает. Откуда берутся деньги на жизнь — Юнги зарабатывает, но как именно, не говорит.Хосок не спрашивает, потому что не хочет знать. Кажется, ворует. А может быть — приторговывает телом.
Младший садится рядом с Мином и достаёт из пачки сигарету. Они курят одну пачку на двоих, и она всегда лежит на журнальном столике в гостиной. Морщась от боли, парень размыкает губы и зажимает между ними тонкую трубочку, наполненную табаком. Не найдя в карманах зажигалки, просит её у старшего, получает и поджигает кончик. Юнги смотрит, как Чон делает первую затяжку, прикуривая тяжёлый табак. Сажает себе легкие — плевать, Мин тоже этим занимается. На данный момент ежедневная норма — пачка. Захочет больше — выкурит больше, это не проблема. Потому что Хосок не остановит его, как сделал бы любящий человек. Они не будут печься о здоровье друг друга, потому что знают, что все равно умрут в один день. Когда именно это случится — значения не имеет, хоть прямо сейчас. Жить в мире, где нет одного, для другого не представляется возможным. Одержимость не даёт разделиться. Ненавистная для обоих сука, проклинаемая всеми возможными словами.
Молчание наскучило. Две докуренные до фильтра сигареты валяются в пепельнице на столе, оранжевая бумага на одном из окурков заляпана кровавой мазнёй. Одна из заготовленных на случай молчания тем была быстро озвучена Хосоком.
— Влюблён?
— Да.
— Кто он?
— Парень.
— Высокий?
— Не очень.
— Брюнет?
— Блондин.
— Щекастый?
— Скуластый.
Чон упорно пытался найти в объекте симпатии Мина свои черты, но с каждым ответом мог спокойно выдыхать — его возлюбленный был полной противоположностью самого брюнета. Те же вопросы повторялись в отношении Хосока. Обычный вечер — сидеть на диване и выпытывать друг у друга подробности. Скрывать нечего. Ещё одна сигарета, к ней впридачу двадцать вопросов о внешности, привычках и характере. Парень Чона неизменно милый, улыбчивый и девственно чистый, ведущий здоровый образ жизни брюнет. Парень Мина — невысокий блондин со скулами, пухлыми губами и коротенькими пальчиками. Пока все критерии остаются такими, жизнь идёт привычным образом.
Проходит вечер, завершающийся наполненной пепельницей и жесткими поцелуями. Хосок и Юнги ничуть не нежны. Они всасываются друг в друга с неистовым желанием доминировать. Младший не уступает в силе укусов, после которых кровь мешается во ртах со слюной. Зачем им это — неизвестно. Наверное, чтобы снова удостовериться в том, что партнёр ужасно целуется. Никакой нежности — только грубые проникновения языком в чужой рот и терзания его до боли в губах. Юнги заявляет о том, что ему противно целоваться с брюнетом. Тот отвечает, что поцелуи Мина мерзкие. Полная взаимная неприязнь, которую нельзя порвать. Несмотря на все попытки игнорировать эту одержимость, грубые вылизывания чужого рта заводят до тянущего ощущения в паху. Уже тошнит от вечного желания заправить кому-то, кроме парня-сожителя, но ни на кого больше не встаёт. Приходится долбиться в слишком знакомое тело, чертыхаясь от отсутствия морального наслаждения. И, тем не менее, это знакомое тело — предмет обожания и причина возникновения эрекции. Мин не может представить себе секса без утонченной талии Хосока и его подтянутых бёдер. Чон не может представить себе секса без жилистых рук Юнги и его влажного члена.
Яростно долбясь в растянутую дырку, блондин стискивает ягодицы до синяков, шлепает по заднице так сильно, что остаётся белый, а затем красный след. Через боль принимая в себя половой орган, брюнет впивается ногтями во все доступные части тела, царапаясь до кровавых полос. Чем больше отметин — тем лучше. Потому что любимым боли не причиняют. Трахаться можно с кем угодно, ибо «ебля» — не синоним «занятия любовью».
Когда все закончено, они идут в душ, принимают его вместе, отмываются от крови, пота и спермы. Рассматривают следы их марафона. Кисло ухмыляются друг другу, пообещав в следующий раз оставить ещё больше меток. Клянутся в нелюбви и идут спать. В одну постель, потому что не могут заснуть, не видя друг друга. Не чувствуя под боком. Надо всегда находиться как можно ближе, чтобы одного тошнило от общества другого. Чтобы не соскучиться. Уходя на работу, Юнги рискует. Приходя домой, обязательно даёт пощечину парню, заменяя этим приветствие. Чтобы разогреть ненависть.
Все, что происходит между ними — отнюдь не нормально. Звезды сошлись так, что вот уже несколько лет Юнги одержим Хосоком, а тот — Юнги. Попытки разъехаться по разным углам успехом не увенчались, каждый рано или поздно возвращался. Теперь эти попытки предпринимались раз в месяц. Раз в месяц оба расходились. Квартира пустовала, потому что если так, то возвращаться будет не к кому. И, приходя в итоге в дом, каждый надеялся на отсутствие в нем другого. Но, рано или поздно, все приходило к начальному этапу. Снова старательные усилия побороть болезнь. Снова взаимные оскорбления и побои.
Этим вечером «заболел» Юнги. Он не смог быстро сказать: «Ненавижу» на вопрос: «Что чувствуешь?». Поставив старшего к стене, Хосок наотмашь вломил ему по бледному лицу, так что блондинистая челка взлетела. Из носа пошла кровь, но Чон продолжал сыпать ударами, потому что хотел покончить с этим. Каждый хотел покончить с этой чертовщиной, какая творилась между ними. Хук справа, хук слева, снова справа…
Почему они не могут позволить себе влюбиться? Сейчас — потому что перешли границы дозволенного, поставленные человеческой психикой. Увы, прошло больше, чем двадцать один день, и образ жизни приелся как железная рутина. «Признание», сигареты, побои, секс. Все это было частью повседневности. Привычка. Устой. Закон. Если что-то идёт не так и ломает распорядок — начинаются проблемы. Скорее всего, парни просто не хотят сходить с ума. Общество друг друга поддерживает их. Дает смысл жить. А в чем же этот смысл? В том, чтобы ненавидеть. И умереть в один день, как случилось однажды. Юнги принёс домой пистолет. С двумя пулями в магазине. Он сказал, что сегодня ночью покончит с собой. Хосок спокойно ответил, что тоже. Чон поинтересовался, где блондин достал оружие, получил ответ — украл. Оставил лишь два заряда на два выстрела. Все ясно без намеков. В этот вечер они сорвались на последние в жизни удовольствия. Раскурили три пачки сигарет, прерывая потягивание табака поревом. Иногда даже совмещая оба дела. Трахались и курили, курили и трахались. Сегодня они скакали друг на друге по очереди — в последний вечер жизни Мин захотел попробовать снизу. Поливали друг друга самыми крепкими выражениями, ржали с тупых шуток, открыв две бутылки соджу. Снова курили. Снова трахались, пробуя новые позы и места. На диване, на столе, на балконе. Вымазанные в сперме и поту, грязные и мокрые, они опять поджигали кончики сигарет и матерились. Срывали голос, распевая пьяные песни, уходя на балкон, чтобы поебаться там ещё раз. Махали прохожим, снимавшим их на видео, потому что терять нечего. Всего два или три часа — они уже унылые трупы с размозженными головами. В перерывах между развратом они обсуждали, где именно будут стреляться, будто договаривались о свидании. Чон Хосок и Мин Юнги — неудавшиеся Ромео с Джульеттой, сначала перегнувшие палку обожания до крайности. Теперь между ними железный стержень ненависти. Но сегодня они простодушно улыбаются, словно напившиеся старые друзья. Когда-то, может быть, таковыми и были.
Застрелиться на балконе — эффектно. На том и порешили. Чтобы точно написали в новостях. Чтобы точно увидели их истерзанные, побитые тела. Как будто изнасилованные маньяком. Нет, они сами себя довели до такого, потому что рядом не было никого, кто мог бы остановить эту болезнь. Хосок стоит на коленях, отсасывая напоследок Мину. Тот приказал, а приказа ослушаться нельзя. Все это делается на балконе, откуда-то сверху кричат соседи. Юнги не обращает внимания — пистолетом приподнимает подбородок Чона, чтоб тот посмотрел в глаза. Какой грязный вид — слипшиеся волосы, синяки на плечах и огромные засосы на шее. Просто чудовищные фиолетовые пятна. Губы, размеренно двигающиеся на члене, которые хочется прокусить. Пьяный разум заволакивает возбуждение, которое уже, кажется, постоянно. Схватив мокрые патлы, Мин снимает голову младшего с плоти, бьет стволом по красной щеке. Скользкий половой орган проходится по лицу, а затем снова в рот. Почти до оргазма Юнги просто вколачивается в Хосока, не замечая мучений парня от рвотных рефлексов. Кончая на лицо, блондин оскорбляет того грязной шкурой.
Кто будет стрелять, решило соревнование. Скуришь сигарету первым — стреляешь обоих. Юнги победил, но ему было изначально плевать на своё положение. Дуло приставлено к вене, вылезшей на потном виске Хосока. Холодный металл обжигает разгоряченную кожу, а в дверь кто-то стучится. Им не откроют, нет. Когда же они проникнут в эту преисподнюю самостоятельно, все будет кончено. Юнги не спрашивает, готов ли Чон. Бессмысленный вопрос. Он только говорит:
— Я тебя не люблю.
— Я тебя тоже.
— Раз…два…
Выстрел. Крик соседки сверху. Звук упавшего на пол тела. Перезаряженный пистолет глубоко в горле Мина. Мысленный счёт.
«Раз…два…»
