Сквозь приоткрытое окно проникает ненавязчивый вечерний ветер, запутываясь в бежевых жалюзи и прошмыгивая в помещение.
Яркие светодиодные лампы беспощадно ложатся мертвенно-бледным светом на все поверхности класса, оборудованного для съемки.
Вещи разбросаны, забытые невнимательным стаффом, а парты скособочены чересчур энергичными парнями.
Раздаётся скромный щелчок дверного замочка, что оседает в животе долгожданным замиранием и немного дерёт горло ускоряющимся дыханием. Хосок дёргает ручку, дабы удостовериться в том, что она закрыта прочно, а затем медленно подбирается к Мину, что стоит отвернувшись.
Юнги со спины совсем не Юнги, в чёрных плотных колготках, серой юбке до колена и пиджаке в цвет. Чёрный парик смольными прядями опускается до плеча.
Чон жадно осматривает свою пассию со спины, отмечая излюбленные узкие бёдра и чуть пошире плечи, что выгодно подчёркиваются пиджаком. У старшего руки вдоль тела безвольно висят, и только лишь поджимающиеся узловатые пальцы выдают нетерпение.
— Тебе очень идёт, — шепчет Хосок томно на ушко Мина, что чуть дёргается от контраста горячего дыхания и прохладного, прямиком с улицы, воздуха в комнате.
— Любому бы из группы такое сказал, лишь бы трахнуть, — фыркает Юнги нервно, а нежные ладони младшего укладываются на его плечи, чуть надавливая и начиная круговые массирующие движения большими пальцами.
— Хмпх, опять излюбленный ревнивый бред? — усмехается Хосок вальяжно, затем успокаивающе целуя местечко за ушком, задерживаясь тёплыми губами, чтобы по телу старшего прошёлся электрический заряд, — я влюблён только в твою прекрасную задницу, — продолжает бормотать он, а Мин испускает судорожный вдох, когда Чон, приподняв искусственные пряди, начинает покрывать колючий затылок мелкими поцелуями.
— Отвали, — чуть слышно отвечает старший, пытаясь войти в роль. Рука Хосока аккуратно ложится на его бедро, но Юнги тут же шлёпает ладонь несильно, и младший хмыкает, продолжая настойчиво поглаживать.
— Хороший мальчик, — хрипит Чон, оставляя небольшой засос на костлявом плече, а затем резко берёт подбородок старшего тонкими пальцами и разворачивает к себе, вынуждая встретиться взглядами.
Сначала в тёмных глазах явно плещется желание и насмешка, но затем быстро исчезает, сменяемая мнимым испугом, и Юнги опускает взор застенчиво.
Хосок ухмыляется, гладит изящными пальцами по бледной щеке старшего, выводя только ему известные узоры, а затем аккуратно целует уголок рта, на что сразу же получает неловкие попытки выбраться из собственных рук.
Он только прижимает к себе ближе, резче, тонкими пальцами впиваясь в бока и бёдра, когда из уст старшего выбивается первый еле слышный хрип. Чон знает, что это.
Мин позволяет стянуть со своей шеи дурацкий давящий бант, после швыряя его на, и без того грязный, пол. В ноздри резко бьёт запах зелёного чая, что исходит от младшего, такой привычный и знакомый.
Хосок не разворачивает его к себе, продолжая широкими ладонями водить по податливому телу, цепляясь за рюши на блузке и расстёгивая несколько верхних её пуговиц, дабы старшему было чем дышать, потому что его грудная клетка с каждым обжигающим движением Чона вздымается всё быстрее.
Он кусает загривок жадно, отчего Юнги испускает нетерпеливый скулёж и чуть подаётся бёдрами назад, но, чтобы соответствовать своей роли, не перестаёт изредка шлёпать по рукам и вяло отбиваться.
Мин знает, во что одет младший, но видеть не может, так же, как и повернуться, потому что сегодня ведёт Хосок, и перечить ему категорически запрещено. Так горячее и ярче пятна перед глазами, отчего жажда подходит к горлу старшего, вместе с томным ожиданием грубости, которую подарит ему младший в приобретённом образе.
— Кто-то был чересчур дерзким сегодня, не так ли? — тянет мягким, на грани жёсткости, голосом Хосок прямо у ушной раковины, пуская армии мурашек по спине, — отвечай, — вздёргивает старшего Чон, чуть сильнее сжимая бёдра, так, чтобы на них завтра проявились собственнические синяки.
— Я... это я был дерзким, — совсем тихо выдыхает Мин, чувствуя себя желе в цепкой хватке младшего. Он чуть закатывает глаза, когда Хосок тянет за искусственные пряди вниз, вынуждая прижаться затылком к его плечу.
— И чего же ты заслуживаешь? — интересуется хрипло Чон, заглядывая в бездонные глаза, что покорно не отводят ответный взор. У него в голове мечутся миллиарды чувств и замыслов о том, что бы он мог сделать со старшим в такой роли. Хосок сам не знает ответ на свой вопрос, так что ожидает узнать его от Юнги.
— Я заслуживаю грубости, — шепчет Мин оторопело, и руки младшего пробираются под жилетку, медленно сжимают соски, заставляя рот Юнги приоткрыться в немом стоне.
Покорность старшего сносит Чону крышу, его терпение совсем на пределе, когда Мин такой открытый и податливый перед ним, и осознание того, что всё это его и ничьё больше вынуждает шипение вырываться сквозь зубы.
— Это то, чего ты хочешь получить? — властно интересуется Чон, наматывая смольные пряди на пальцы. Он чувствует горячее дыхание Юнги на своей щеке, когда тот прикасается к ней губами аккуратно, оставляя небольшой след от малинового блеска, тут же чуть ухмыляясь своей затее.
— Д-да, — лепечет Мин, ощущая крепкие руки на своей талии. Хосок оставляет в покое парик и стягивает с плеч старшего пиджак резко, буквально сдёргивая с костлявых плеч. Он наслаждается тонкими руками, обтянутыми белоснежным хлопком блузы, и проводит по ним контрастно нежно кончиками пальцев, пуская дрожь по всему телу Юнги.
— Подними руки, — командует Чон, и старший не смеет ослушаться, выполняя сказанное, когда Хосок стягивает с него неудобную жилетку, — так-то лучше, — хмыкает младший довольно, опуская руки Юнги обратно, так, чтобы они лежали по швам, и резко разворачивает его к себе, лицом к лицу, встречаясь с томным взором из-под накрашенных густых ресниц.
Хосок тяжело дышит, сверкая глазами, и Мин чувствует себя в миллиард раз сексуальнее, чем есть на самом деле. Младший держит его кисти, потому что Юнги дёргается, дабы соответствовать образу невинной школьницы, а затем отпускает одну руку и бережно подносит её к лицу старшего, аккуратно заправляя выбившуюся прядку.
Слишком контрастно, слишком явно, слишком, слишком, слишком.
Мин порывается поцеловать Хосока в ответ на нежность, но тот качает головой, уворачиваясь, и Юнги хмурится недовольно, чем зарабатывает снисходительную улыбку младшего.
— Будь чуть терпеливей, детка, — шепчет Чон запредельно горячо, вынуждая внутренности старшего плавиться, а сердце выпрыгивать из грудной клетки. Горячая сталь течёт по венам, обжигая кончики пальцев, и Хосока хочется прямо сейчас, настолько, что колени подгибаются.
Выражение лица младшего сменяется приобретённой в новой роли грубостью, и он толкает Юнги к парте небрежно, но поддерживая за поясницу, дабы тот не споткнулся обо что-нибудь и не упал.
Хосок облизывает губы нетерпеливо, глазами бегая по лицу старшего, а после разворачивает его к себе спиной неожиданно, резко нагибая над партой, вынуждая того упереться ладонями в холодную деревянную поверхность, в контрасте с его кипящей кровью, и последнее дыхание выбиться из лёгких.
Мин выглядит абсолютно поражённо и возбуждённо, когда младший, со всей ему присущей вальяжностью, шлёпает того по ягодице, задирая юбку до талии, чтобы та приоткрывала часть задницы.
— Блять, — воет Юнги довольно, потому что Чон будто его грязные мысли читает всё время, доводя до самого яркого исступления в его жизни.
— Дерзким мальчикам полагается грубость, — с ухмылкой шепчет Хосок прямо на ушко старшему совершенно горячо и безрассудно, оставляя ещё один шлепок на ягодице, обтянутой плотной тканью колгот, и выбивая судорожный стон из Мина, что абсолютно бесстыдно закатывает глаза.
Чон целует его ушную раковину томно, поглаживая поясницу предельно нежно, заставляя Юнги ёрзать в нетерпении и скулить. Младший наслаждается его отчаянием, словно у самого не стоит уже около получаса, потому что Мин, даже в занудном костюме школьницы, самый горячий на свете.
Он резко вжимается грудной клеткой в спину старшего, подаваясь бёдрами к его ягодицам, и Юнги даже через плотную ткань его штанов и своих колгот чувствует стояк, что упорно даёт о себе знать посредством хрипа Хосока.
Воздух наполняется вязким возбуждением и шуршанием ткани, образовывая ком желания в горле.
Чон нетерпеливо стягивает колготки со старшего, чуть ахая от удивления, когда обнаруживает кружевные розовые трусики в мелкий горошек. Юнги мгновенно краснеет, надеясь, что это останется незамеченным, но младший тут же ложится на него снова, разворачивая тонкими пальцами его лицо за подбородок, встречаясь с подлинно смущённым взором, и ухмыляется.
— Значит, кто-то готовился для меня? — мурлычет Хосок любовно, разглядывая с наслаждением румянец старшего, а затем поднимает его подбородок изящным пальцем, даря томный поцелуй, от которого дыхание у Мина тут же застревает в горле, а ресницы на прикрытых веках дрожат, — умничка, — шепчет Чон во влажные губы и чмокает их ещё раз, затем отстраняясь обратно, дабы рассмотреть поближе свой подарок.
Нежно-розовый на бледной коже Юнги смотрится совсем идеально, а кружева чуть впиваются в чувствительную плоть, оставляя тонкие красные следы.
Хосок ладонями берётся за две половинки, аккуратно сжимая и раздвигая в стороны, заставляя старшего зажмуриться и вцепиться в край парты узловатыми пальчиками. Чон любуется и наслаждается видом, поглаживает и мнёт, а потом резко шлёпает, вызывая долгий стон у Мина.
— Не могу представить, как долго ты выбирал их для меня, детка, — усмехается младший, закусывая губы. Он тонким пальчиком проходится по кромке кружева, там, где кожа стала чувствительной, и чуть давит, наслаждаясь тяжёлым дыханием Юнги, — ты такой хороший мальчик, поверь мне, ты получишь то, что заслужил, — шепчет Чон между лопаток, к которым от пота липнет изящная блузка, и нежно целует местечко меж.
Хосок выпрямляется, чуть поглаживая свой пах сквозь жёсткую ткань штанов, а затем резко стягивает милые трусики старшего, что сползают к его тонким лодыжкам. Он разводит мягкие ягодицы и давится воздухом неожиданно.
— Юнги, блять, я же из тебя душу вытрахаю, — скулит Чон, когда обнаруживает прозрачную гладкую пробку с круглым наконечником, что красуется меж разведённых ног Мина.
Старший скулит и вертит бёдрами, получая горячий шлепок по бледной ягодице, отчего по коже в месте удара расплывается отметка, приобретая розоватый оттенок.
— Восхитительно, — бормочет Хосок, тонким пальчиком обводя кончик пробки, а затем резко вводя её глубже, так, чтобы та ударилась о простату, и Юнги стонет, закатывая глаза; его спина выгибается, так что Чон придерживает того за талию, дабы Мин ненароком не свалился с узкой парты, — сколько же ты с ней ходил... — обречённо шепчет он, хватая старшего за искусственные волосы; Хосок тянет его на себя, вынуждая выгнуться, и начинает медленно двигать пробкой внутри.
Мин скулит от несильной тянущей боли на затылке и яркого наслаждения, что проходится по позвоночнику током. Его юбка окончательно задралась, и истекающий естественной смазкой член прилип к белоснежной блузке, пропитанной потом.
Юнги выглядит слишком обречённо, когда Чон не даёт ему дотронуться до себя, шлёпая по рукам несильно, но давая понять, что главный сейчас он.
— Хосок-и-и, — тянет беспомощно Мин, потому что движения пробки в его заднице стали грубее и резче, позволяя ощутить полноту чувства в груди и изогнуться в агонии.
— М-м, детка? — как-то безучастно тянет младший, наблюдая за расфокусированным взором Юнги, что подаётся назад поясницей призывно.
— Трахни меня, — просит он тягуче, цепляясь за края парты, — блять, пожалуйста, — скулит Мин, чуть ли не плача, потому что пробки слишком мало для полного исступления.
— Почему ты такой нетерпеливый, — хмурится Чон, безжалостно продолжая вводить пробку до самого основания, любовно впитывая стоны и поскуливания старшего; у него до безумия тесно и мокро в штанах, но Хосок точно знает, чего хочет.
В уголках глаз Юнги появляются слёзы, и тот хнычет совсем беспомощно, когда младший останавливается, чтобы вынуть из него пробку и развернуть к себе.
— Блять, — хрипит он, рассматривая мокрые дорожки на щеках старшего, который выглядит совсем потерянно, хватается за плечи Хосока в попытках удержать равновесие, потому что коленки подгибаются слишком явно и тянут его к земле, — такой красивый и послушный, — довольно бормочет Чон ему на ушко, закусывая мочку.
Он подхватывает Мина под оголённые розовые ягодицы и усаживает на парту лицом к себе, после глубоко и жадно целуя; проталкивает язык сквозь сомкнутые губы со вкусом малинового блеска и встречается с податливым языком Юнги.
Старший стонет от контраста холодной деревянной поверхности и горячего тела Хосока. Тот ему не разрешал, но Мин всё равно стягивает с него серый пиджак, отшвыривая его куда-то в сторону и принимаясь цепляться за, обтянутые хлопковой белой рубашкой, плечи.
— Сок-сок, — зовёт Юнги потерянно, разрывая влажный поцелуй и упираясь своим лбом в лоб младшего. Его грудная клетка тяжело вздымается, сдавливаемая тугой блузой, но Чон хочет трахать его в образе, так что выбирать не приходится.
Мин слишком нетерпеливый и непослушный, поэтому младший заводит его руки за спину и крепко сжимает запястья одной рукой, так, чтобы ограничить все движения. Тот скулит обречённо, но не выбивается, потому что от неподчинения будет только хуже.
Чон шипит, когда поглаживает свою горячую плоть через штаны, а затем медленно, глаза в глаза со старшим, расстёгивает их, медленно оттягивая замочек вниз; на серых боксёрах Хосока расплывается большое влажное пятно от естественной смазки, и Юнги стонет, откидывая голову назад, потому что у него, вообще-то, стоит уже примерно часа полтора, а младший всё ещё не отдался плотским утехам вместе с ним.
— Чего ты хочешь, детка? — интересуется Чон, насмешливо приподнимая брови, наблюдая горячее отчаяние старшего.
— Тебя в себе, — хнычет Мин, разводя стройные бледные ноги шире. Хосок сжимает его запястья сильнее, и не остаётся сомнений, что до завтра там расцветут сиреневые бутоны. Он расстёгивает блузу чуть больше, тут же нетерпеливо кусая плечо, всасывая нежную кожу и громкий стон, затем зализывая место укуса.
— Такой грязный, — шипит Чон, поглаживая кончиками пальцев внутреннюю часть бедра Юнги, вызывая у того слабые судороги и закатанные глаза.
— Да, блять, — скулит Мин, и младший считает, что этого достаточно, поэтому стягивает с себя боксёры, опуская их до колен, и пару раз проводит рукой по своему возбуждению, задерживаясь большим пальцем на головке, массируя её и закатывая глаза.
Юнги следит за ним пристально, чуть окидывая голову, чтобы убрать со лба налипшие пряди, и гортанно стонет в унисон с Хосоком, который мучительно медленно и плавно проникает в его растянутое и влажное нутро.
Узловатые пальцы Мина пытаются ухватиться хоть за что-нибудь, но младший хватки на запястьях не ослабляет, а даже наоборот, усиливает, так что у Юнги нет абсолютно никакой опоры кроме Чона.
Хосок входит до упора и тяжело дышит старшему на ухо, торопливо шепча какие-то грязные словечки, от которых у того голова совсем кругом и дрожь вдоль позвоночника.
Блуза неприятно липнет к телу, искусственные пряди лезут в глаза, а юбка натирает в области талии, но грубый Чон того абсолютно точно стоит; взор его совсем дикий, а движения резкие и яркие.
— Боже, ч-чёрт, двигайся, двигайся, пожалуйста, — лепечет Мин обречённо, и младший ухмыляется ему, после бережно свободной рукой смахивая мешающую чёлку с его лица.
Он делает первый пробный толчок, который приносит пошлый шлепок эхом по помещению и гулкий скулёж старшего.
Хосок носом упирается ему в шею, тяжело дыша, и начинает двигаться резко и грубо, удерживая запястья за спиной старшего, другую свободную руку положив тому на бедро властно, оставляя на бледной чувствительной коже отпечаток своей ладони.
У Юнги эйфория по всему телу, потому что Чон знает, куда попадать и как взять его; мурашки от поясницы бессовестно пробираются к затылку, ближе к тому месту, где младший старательно оставляет засосы и свои заглушённые стоны.
Помещение впитывает густой, практически ощутимый, воздух и грязные громкие шлепки тазобедренных косточек о мягкие ягодицы. Лёгкий вечерний ветерок из полуоткрытого окна уже не спасает вовсе, потому что дышать совсем нечем; воздух в лёгких профессионально выбит от слова 'совсем', а нескончаемые разряды по телу расходятся во все двести двадцать.
Хватка у Хосока стальная, такая грубая и властная, вынуждающая Мина чувствовать себя совсем в своей тарелке в этой глупой роли, что так приглянулась младшему.
Юнги выгибается в спине навстречу Чону, ластится, дабы получить хоть какое-то трение о своё возбуждение, и гулко, совсем обречённо стонет, но Хосок остаётся непреклонен, увлечённый излюбленной сахарной шеей, что так соблазнительно блестит от пота и его слюны.
— Шлюха, — шипит на ушко старшему Чон довольно и, в такт очередному толчку, шлёпает по ляжке звонко, отчего у Юнги от такой грязи закатываются глаза и непривычные мольбы рвутся из приоткрытого рта.
Хосок ровным ритмом попадает по простате, заставляя вязкое тепло внизу живота Мина нарастать с большей силой. Он позволяет старшему дотянуться до своих губ, и целует в ответ томно, по-настоящему, что не имеет никакого отношения к их играм, не стоит рядом даже.
Юнги весь дрожит, будто у него припадок, и бормочет бессвязные вещи, словно буквы совершенно отказываются складываться в слова, а уж тем более в предложения. Его взор абсолютно расфокусирован, когда Мин изливается между их телами, пачкая милые рюши на блузе своим семенем, а Хосок продолжает яростно толкаться в сжимающееся нутро, дабы оргазм Юнги был ещё более сногсшибательным.
Непотребно громкие стоны бессвязными звуками рвутся из уже давно сорванного горла, и Мин трясётся, продолжая марать их одежду. Под его веками взрываются пышные фейерверки и летают хвостатые кометы, пуская эйфорию по телу вниз.
— Ч-чёрт, дерьмо, — хрипит он, закатывая глаза, а Хосоку уже самому плохо от такого вида. Младший заботливо гладит сокращающиеся бёдра и целует раскрасневшееся щёки, ртом ловя густое дыхание из искусанных губ Юнги.
Чон чувствует, что сам на пределе, поэтому нарочито медленно выходит из старшего, заставляя того содрогаться, и отходит на несколько шагов, при этом хватая Юнги за искусственные пряди и утягивая за собой.
Мин покорно падает на колени перед младшим безвольным желе, томно смотря из-под густых ресниц, когда облизывает горячую плоть от самого основания до головки, затем, направляемый цепкой рукой на затылке, насаживаясь горлом на член до упора.
Он давится немного, и слёзы скапливаются в уголках его глаз, потому что Чон спускает ему в рот практически сразу же, вынуждая глотать и помогать себе рукой. Не то чтобы Юнги был против.
Хосок над ним хрипит от наслаждения и сдерживает стоны в своём горле насильно, закусывая щёки изнутри и выпуская шипением сквозь зубы. Он исследует порозовевшее личико старшего под ним и ухмыляется невинности, так и написанной на нём.
Его хватка ослабляется, когда Мин сглатывает всё, как положено, а затем и вовсе исчезает, потому что надобности держать лицо старшего перед своим членом больше нет.
Юнги оседает безвольным желе прямо на полу, вздыхая облегчённо и довольно, ощущая лёгкую ноющую боль в пояснице, спиной облокачиваясь о стальные прохладные ножки парты, на которой только что отдавался плотским утехам.
Младший натягивает свои боксёры и сползает на пол тоже, поближе к своему парню, после заботливо целуя в уголок губ. Чон тонкими пальцами расстёгивает бесполезную сейчас блузу, дабы старший смог дышать нормально, и оглаживает нежно грудь и плечи.
Хосок помогает стянуть всю прилипшую форму с тела Юнги, оставляя того абсолютно обнажённым, но счастливым. Он бережно отцепляет парик с волос Мина, чуть хмуря брови в попытках причинить минимальное количество боли, когда тот тихо подаёт голос охрипшим тембром.
— И правда душу вытрахал, — хмыкает Юнги абсолютно удовлетворённо, за что получает тёплый смех в затылок и нежный поцелуй в щёку.
— То ли ещё будет, — мычит Хосок откуда-то сзади довольно, и Мин удивлённо охает, потому что, зная границы воображения младшего, ожидать можно чего угодно.
