Vanic x Machineheart – Circles
Если ищешь алмаз, сперва просей золото.
* * *
Хосок на восемьдесят процентов уверен, что вчера ночью оторвался по полной. А только на восемьдесят потому, что он помнит только, как Чимин с Тэхёном укладывали его спать. И как он, кажется, сказал, что любит их больше своей собаки, что, вообще-то, ложь сказочная. Так он им и сообщил, как только проснулся. Хотя, хер его знает, сообщил он на самом деле или нет. Из тех восьмидесяти процентов, что он помнит, всё было клёво: недетская тусовка, выпивка и уличная еда.
Как и все заботливые друзья, они подают ему стакан воды с таблетками на похмелье, кормят солёными крекерами и ещё какой-то пресной едой, чтобы не вырвало. Как и все классные друзья, они вовремя, ака нечеловечески рано будят его (в чём нет их вины) и вручают мобильный, который они поставили на зарядку, пока он спал.
Чимин перед уходом даже йогурт ему даёт. Который Хосок благополучно проливает на себя, потому что руки трясутся, как желе.
Он стоит перед входной дверью и вытирает с пальцев йогурт, когда из соседней квартиры кто-то выходит.
Темноволосый парень примерно его возраста с усталым взглядом. На его шею намотан длинный шарф, на плечах висит рюкзак. Слишком он собран для субботнего утра, не учитывая мешки под глазами и складку между бровями. Когда он поднимает на него взгляд, Хосок готов сквозь землю провалиться.
Потому что он весь помятый, так как отказался от предложенного душа, чтобы успеть заскочить домой за рабочей формой, на голове у него чёрт знает что, глаза красные, а на куртке что-то белое и что-то такое же белое он только что слизал с указательного пальца.
По факту, когда парень замечает его, у него всё ещё палец во рту. Чужой взгляд петляет по рту Хосока и йогурту, стекающему по куртке.
Следующее Хосок выдаёт наобум. Может потому, что он сейчас хуже выжатого лимона, может потому, что у него похмелье и голова не варит.
— Это не сперма, честное пионерское.
Парень, уронив челюсть, хлопает глазами.
— Что?
Хосок пытается стереть йогурт с рук обёрткой, но только размазывает всё больше.
— Это йогурт. Греческий, кажется, — он размахивает обёрткой, и, чёрт, по рукам начинает течь липкая жидкость. — Я ничем таким не занимался. На самом деле, тут мои друзья живут. Мы вчера встретились, и я остался у них на ночь… И вообще, мне уже пора, рад знакомству, это йогурт, классный кстати, пока.
Он спешит смотаться куда подальше от парня, смотрящего на него ошарашенно.
— Минуту! — зовёт парень, когда он почти подходит к лифту.
Хосок останавливается, и парень шагает к нему.
— Я Мин Юнги.
Протягивает левую руку. Хосок не пожимает.
Он не хочет показаться грубым, просто он не любитель показывать свою левую руку. А если этот парнишка увидел на ней три буквы с последующим вопросительным знаком, то ему более чем понятно, чего он хочет.
А ещё у него руки липкие. Из-за йогурта.
— Будь здоров, — раздражённо цедит Хосок. Его доброе утро коту под хвост. Он игнорирует протянутую руку и поворачивается к лифту. — Ещё раз, пока.
— Стой! Прошу.
Хосок поворачивается снова. Сейчас, без сомнений, его лицо мрачнее тучи, потому что, господи, это случается каждый раз, когда кто-то замечает его тату.
— Слушай. Мне десятки, если не сотни раз говорили «Что?». Такое часто случается, особенно когда работаешь в розничной торговле или ходишь в шумные клубы. И это вовсе не означает, что ты мой предназначенный, ладно?
Хосок обычно не срывается. Обычно он спокойно объясняет, почему не хочет, не может знакомиться с каждым встречным-поперечным, который говорит ему «Что?». Но, честно говоря, Хосок устал от того, что все люди считают своей судьбой каждого, у кого на лбу выгравировано банальное «Привет».
Потому что всё не так работает, а Хосок заебался, у него похмелье, и вообще, он уже отчаялся найти своего предназначенного, а этот парень просто застал его не в лучшем расположении духа.
Парень снова роняет челюсть, забирает протянутую руку и чешет ею затылок.
— На самом деле, — он замолкает, и Хосока настораживает расцветший на его щеках румянец. Это так мило, а Хосок обычно не считает милыми тех, кто из-за тату пытается приударить за ним. Он называет их другим словом, которое начинается на «м» и заканчивается на «удак».
— Дело не в моих словах. Дело в том, что ты сказал мне.
Хосок хлопает глазами. Он уже и не помнит, что сказал парню.
— У меня каша в голове… Не потому, что я занимался чем-то непристойным, кстати. Как бы там ни было, что я сказал?
Уши парня вспыхивают, и он опускает взгляд.
— Ты сказал: «Это не сперма, честное пионерское».
Точно. Йогурт на куртке, палец во рту.
— Хочешь сказать, что на твоём теле есть тату «Это не сперма, честное пионерское»? — медленно произносит он, подчеркивая смехотворность своих слов.
Парень кивает.
— Именно.
Ого. Если бы у него на руке или ноге было написано «Здравствуй» или «Доброе утро», Хосок бы не сморгнув глазом отшил его и пошёл своей дорогой, но какого чёрта? Сперма?
— И ты хочешь, чтобы я тебе поверил?
Парень не знает куда деть взгляд.
— Я не могу продемонстрировать. Это не то место, что я могу запросто выставить напоказ.
— Ну конечно, — Хосок закатывает глаза.
— Наверное, всё это может показаться глупым, — продолжает парень. — Хотя, так и есть. Только представь, что мои родители говорили со мной об этом, когда мне исполнилось тринадцать. Когда на моей заднице появилось слово «сперма». И узнали мы об этом совершенно случайно, когда мой старший брат захотел разыграть меня в душе и увидел это. Не лучший день рождения, знаешь ли.
Настала очередь Хосока поднимать челюсть с пола. Он молча слушает.
— Мама боялась, что я стану каким стриптизером… или что я гей. К тому моменту я уже понимал, что мне нравятся парни, так что было не особо весело. И мой брат всё увидел. Он хороший парень, но, чёрт возьми, он чуть ли не избил меня, когда осознал увиденное. На тебе-то всего лишь «Что?».
Юнги хватает воздух ртом. Он поднимает взгляд на огорошенного Хосока и понимает вдруг, что сболтнул лишнего.
— Чёрт, прости, не хотел вот так вот всё вывалить на тебя. У тебя самого, наверное, предостаточно проблем со своим тату, учитывая то, насколько часто оно встречается.
Он суёт руки в карманы и виновато прячет лицо в шарфе.
— И за рукопожатие прости. Глупо вышло. Люди, наверное, часто так делают, чтобы увидеть твоё тату.
— Да, немного надоедает, — говорит Хосок, морщась. Он надеется, что Юнги не думает, что он хвастает, как часто к нему подкатывают, потому что это не та вещь, которой он гордится. Просто некоторые слишком сильно хотят найти своего предназначенного и хватаются за каждую возможность, надеясь, что они и правда найдут того самого «Привет» или «Рад знакомству».
Хосок раньше был таким же. Его сердце не раз было разбито прежде, чем до него дошло, что эта стратегия херовая. Или, по-крайней мере, не подходит ему.
— Слушай, тебе не стоит волноваться, — говорит он Юнги. Он намного протрезвел, но в голове всё равно ещё слишком мутно.
Юнги вздёргивает голову.
— Ты мне веришь?
— Не совсем, но… Я хочу сказать, если тату на твоей заднице, ты не можешь показать мне его прямо сейчас. И я бы всё равно не стал тебя просить, потому что мы только что познакомились.
— Можно я… — Юнги снова замолкает, осторожно поглядывая на Хосока. — Я мог бы дать тебе свой номер?
Хосок смотрит на свои липкие от йогурта руки. Юнги опускает взгляд тоже и хмыкает.
— У меня руки немного заняты, — говорит Хосок.
— Не спермой.
Хосок краснеет. И почему он сказал это? Серьёзно, опохмеленный мозг, почему?
— Точно, йогуртом.
— Я даже не подумал, что это сперма, кстати.
— Рад слышать.
Юнги улыбается, и, ого, вот это улыбка. Мило.
В голове уже прояснилось, а отходняк заменило каким-то лёгким, может даже, счастливым ощущением. А вдруг Юнги, и правда, его предназначенный? В Юнги тоже словно что-то щёлкает. Он выпрямляет спину и проводит рукой по своим волосам. Своим мягким, угольным волосам.
Он наслышан о симпатии, возникающей между предназначенными, о способности чувствовать то же, что и твоя половинка. Хоть и не так же сильно, как твой предназначенный, но всё равно ощутимо. Он в жизни не чувствовал ничего подобного ни с одним «Привет» или «Как тебя зовут?», с которым был вместе.
Юнги снимает рюкзак с плеч и расстёгивает передний карман.
— Погоди, у меня есть влажные салфетки.
Как только Хосок заканчивает вытирать руки, Юнги снова спрашивает:
— Можно я дам тебе свой номер?
Хосок жуёт нижнюю губу и вертит в руках телефон. Юнги не «Привет» или «Как ты?». На нём предназначенная татуировка, если верить ему.
Если.
Юнги замечает его нерешительность.
— Тебе не обязательно давать мне свой номер. Просто… Если ты готов попробовать, напиши мне. Или приди сюда. Теперь ты знаешь, где я живу.
Он снова ухмыляется, и Хосок почти, почти готов дать Юнги свой номер. Но в нём всё ещё есть часть, которая выложила вокруг себя кирпичную стену и не готова довериться.
Он может взять номер Юнги на время. Он может удалить его в любой момент, если потом передумает. Юнги, кажется, готов к такому исходу.
— Я подумаю над этим, — говорит он, давая свой телефон Юнги. Когда он касается пальцев Юнги, в животе вибрирует.
— Спасибо, — говорит Юнги позже в лифте. Он мягко смотрит на него, совсем не так, как когда он только вышел из своей квартиры. — Не думал, что вообще найду своего предназначенного. Тату слишком специфичное. Я даже не предполагал, что мне придётся убеждать тебя, что у меня написано это на заднице.
Хосок пожимает плечами.
— Ты меня ещё не убедил до конца. Не факт, что я твой предназначенный.
Лифт пикает, и двери открываются. Когда они выходят из здания, Юнги снова протягивает руку. Правую.
— Я Мин Юнги, студент-архитектор, занимаюсь музыкой в свободное время. И я только что осознал, что не знаю твоего имени.
Хосок, улыбаясь, протягивает левую руку.
— Я Чон Хосок, изучаю кинезиологию и танцы. И обычно я не такой грубый, просто ты поймал меня не в то время, — йогурт на куртке и палец во рту — действительно не то время.
Юнги меняет руку и улыбается в ответ. И, когда они жмут руки, в животе снова что-то вибрирует. Люди говорят, так и должно быть, когда касаешься своего предназначенного. И на мгновенье Хосока снова переполняет надежда.
— Приятно познакомиться, Чон Хосок.
— Рад знакомству, Мин Юнги.
Это лучшее «Рад знакомству», которое он когда-либо говорил.
