Все круги ада. Освобождение

Глава 15. Часть 4

С того дня он стал относиться ко мне иначе, словно возненавидел вдруг, не в состоянии простить моих слов или чувств.

Хуан, видя, как изменились наши отношения,считал, что теперь-то уж я не обязан оставаться с Эверсоном, и все уговаривал сбежать. В последнее время я сошелся с ним довольно близко. Он был наивным,горячим юношей, во все пытавшимся внести свою справедливость, так, как он ее понимал. Глядя на него, я словно смотрел в зеркало и видел себя молодым, еще свободным и не лишенным многих иллюзий. Почти всю свою жизнь он провел среди лесов, в общине, и рассказы о Турции, польском панстве слушал, как сказки.Несколько раз, видя мои ссадины и кровоподтеки, он даже пытался вступиться за меня перед вожаком. С большим трудом мне удалось отговорить его вмешиваться в наши взаимоотношения, тем более, что он и сам видел, что его заступничество вызывало у Эверсона еще больший гнев.

Тот же был очень недоволен моим сближением с испанцем, из-за доброго отношения ко мне Хуан сам попал в опалу. Я не раз пробовал отвязаться от него, но этот мальчик был слишком упрям и лишь зря обижался. Хуан пытался везде меня сопровождать, но к шалашу не приближался и старался держаться от Эверсона подальше. Благодаря ему и другие эдамиты оставили меня в покое, и теперь единственной моей проблемой оставался сам Эверсон.

А у того и без меня было более чем достаточно оснований для плохого настроения. После стычки с доном Риасом количество членов общины сильно сократилось, люди ходили подавленные и злые.Эти места не изобиловали пищей, и последнее время мы жили впроголодь. Дальше сидеть и просто прятаться в лесу было невозможно. Вдалеке от селений, за счет которых кормились эдамиты, от реки, все время под боком у враждебно настроенных индейцев, в общине начинались брожения, росло недовольство Эверсоном и друг другом. Мы оказались зажаты между людьми идальго и индейцами, с любой стороны каждый день можно было ожидать нападения. И Эверсон опять решил отступить. Он лично отправился в лагерь дона Риаса с предложением о слиянии общины. Для того,чтобы спасти людей, вожак отказывался от своей роли и независимости, но теперь все зависело от того, что скажет сам Риас. Он мог убить Эверсона, налететь на наш лагерь, а мог и заинтересоваться предложением. Но идальго загнал нас в эти болота и был вполне доволен таким положением дел. Пока никто отсюда не высовывался, нас не собирались трогать, то же, что рано или поздно мы просто перемрем от голода, никого не интересовало. И Эверсон, ожидавший, что Риас обрадуется и сразу сольет общины, теперь вынужден был упрашивать принять нас под свою руку. А идальго тянул, с барским высокомерием посматривал на простоватого, заросшего вожака кучки голодных людей, лениво цедил: "Посмотрим, посмо-отрим". Не взирая на аскетические принципы жизни эдамитов, он оставался щеголеватым, избалованным аристократом, и всегда с двумя телохранителями за плечами. Но это только говорило о его силе. И власть его над своей общиной была далеко не такой номинальной, как у Эверсона. Скорее всего, к эдамитам его привели не религиозные мотивы, а склонность к авантюризму, желание новых ощущений, атмосфера вседозволенности в секте. Под его влиянием и догматы в общине облегчались, становилось меньше запретов. Можно было позволить себе небольшую роскошь, как, например, награбленная где-то золотая посуда у Риаса. Смягчалось и отношение к женщине - сектант не должен был брать брака, и всего-то, но само общение с дочерьми Евы вполне допускалось. И Эверсон, сам сторонник ортодоксального учения эдамитов, шел на слияние скрепя сердце. Но мало того, и для этого ему приходилось лавировать, просить, угождать.