Ошибка404

61

Мы остановились перед дверью с табличкой «324», и она быстро, без стука, толкнула её. Комната была простой. На стенах нет никаких украшений, кроме единственного чулка из больницы. Женщина, которую я принял за мать Ребел, выглядела хрупкой и слабой. Её волосы были клочковатыми, а кожа мертвенно-бледной. Моя маленькая лисичка была точной копией своей матери, с той лишь разницей, что у неё были тусклые карие глаза. Осознание нахлынуло на меня, когда я наконец понял, почему она вообще украла у меня деньги. Дорого выглядящие машины и мониторы, большой телевизор с плоским экраном и личная ванная... Ребел украла деньги, чтобы позаботиться о её матери. Укол вины пронзил меня, когда я вспомнил, как обращался с ней все эти недели назад. — Дорогая! Ты здесь! – воскликнула мать, когда её глаза расширились при виде дочери. — Привет, мама. Счастливого Рождества, – сказала Ребел, отходя от меня, чтобы обнять свою мать. Без неё в комнате внезапно стало холоднее. Я мысленно корил себя за ревность, возникшую из-за того, что она обнимала другого человека. — О, как приятно видеть тебя, дорогая. Я вижу, ты привела друга, – сказала её мама, осторожно глядя на меня. Я знаю, что я не самый идеальный мужчина, которого можно привести к матери, с татуировками, покрывающими мою шею, руки и кисти. Во всяком случае, я был человеком, от которого матери предупреждали своих дочерей держаться подальше. Обычно мне было плевать, что обо мне думают. Однако это мать Ребел, и я не мог не нервничать, когда её глаза путешествовали по моей залитой чернилами коже.
— Мама, это Данте. Он… – начала она, глядя на меня в поисках объяснения. — Я её парень. Данте Вино. Для меня большая честь наконец-то познакомиться с вами, мисс Симмонс, – уверенно сказал я, подойдя и пожав ей руку. Мой ответ заставил румянец покрыть щеки Ребел, и я не мог не гордиться тем фактом, что я был причиной этого. У меня никогда раньше не было отношений, и я даже не высмеивал эту идею, но одно я знаю с полной уверенностью: она моя... только моя... с бесполезным ярлыком или без него. — О, иди сюда! – воскликнула ее мать, потянув меня за плечи и крепко обняв.
— Я Анджелина, но вы можете звать меня Энджи. – Сказала она, выпуская меня из своих крепких объятий. — Приятно познакомиться, Энджи, – сказал я, одарив её своей самой очаровательной улыбкой.
— Бунтарь, я так счастлива, что ты нашла себе такого красивого мужчину. Я так горжусь тобой, дорогая, – сказала Энджи, улыбаясь Ребел. Мне нравилось видеть мою маленькую лисицу такой расслабленной и беззаботной. Я смотрел, как её лицо светилось любовью, заботой и обожанием её матери. Они говорили о её пребывании в Италии, и у Энджи чуть не случился сердечный приступ от волнения, а Ребел подарила ей новый iPad и шоколад из Венеции. У меня никогда не было приятного Рождества, пока в моей жизни не появилась Ребел. Дело было не в подарках, а в том, чтобы увидеть, насколько вдумчивой и заботливой была эта удивительная женщина. Как каждый подарок идеально подходил для другого человека, и улыбка, которая украсила её лицо, когда я увидел их реакцию, заставила моё сердце трепетать.
— Дорогая, ты не могла бы пойти и принести мне десерт из столовой? – спросила Энджи, схватив Ребел за руку. — Я могу пойти взять его, – я сказал, вставая. — О, ерунда. Ребел знает, где он, и, что более важно, она знает, какой торт я люблю, – сказала Энджи, подмигнув мне, и Ребел рассмеялась. — Хорошо, я скоро вернусь. Сказала Ребел, вставая и целуя мать в лоб, прежде чем выйти из комнаты и закрыть дверь. Энджи встала с кровати, как только дверь закрылась. Все её поведение изменилось с расслабленного на напряженное, а глаза расширились. Она полезла под подушку и вытащила револьвер, направив его прямо мне в голову..

Ребел Симмонс

Честно говоря, я не была уверена, как моя мать справится со встречей с Данте. Она даже призналась, что несколько лет думала, что я лесбиянка, и боялась раскрыться из-за моего отсутствия интереса к мальчикам. Но, как и моя добрая мать, она приняла Данте с распростертыми объятиями и сияющей улыбкой.Я не могла не рассмеяться над иронией того, что она приняла безжалостного мафиозного дона, как будто он был щенком. Я посмотрела на множество сладостей в тихой столовой. Я совершенно не понимала, что делаю. Моя мама никогда не ела сладкого, не говоря уже о том, чтобы я знала, чего она хочет. Меня немного смутило то, что она хотела поговорить с Данте наедине, но почему, мне неизвестно. Я усмехнулась при мысли о том, как моя хрупкая мать запугивает моего «парня», как я всегда видела в кино. Вы знаете, разговор, который обычно ведет чрезмерно заботливый отец, чистящий дробовик перед прыщавым подростком, пытающимся вывести свою дочь на танцевальный разговор. Раздраженная своей необычной нерешительностью всё больше и больше, я схватила одну штуку и сложила её на пластиковый поднос. Я взяла набор вилок и ложек и начала медленно идти в комнату моей матери. Подойдя к двери номер 320, я услышала слабый крик матери. Я услышала спокойный баритон Данте и ускорила шаг. Я повернула ручку рукой и открыла дверь лодыжкой, чтобы увидеть мою хрупкую мать со знакомым на вид револьвером, направленным прямо на Данте с обиженным выражением лица. Данте всё ещё сидел в кресле, выглядя расслабленным, его рука лежала под подбородком.
— Какого хрена! – крикнула я, уронив поднос со сладостями на пол. Оба смотрели друг на друга, словно ожидая, что кто-то сделает первый шаг. — Что ж? – холодно сказал Данте, поднимая руки в стороны, сдаваясь. Его лицо по-прежнему совершенно лишено эмоций. Рука моей матери начала дрожать, когда пистолет трясся в её руке. Слёзы текли по её лицу, когда она смотрела на Данте, потом на меня с выражением боли.
— Чёрт. Я не могу, – сказала она, опуская пистолет. Данте быстро подошёл и осторожно вынул его из её трясущейся хватки и засунул за пояс. — Мама, что, чёрт возьми, происходит? – сказала я, подходя к её стороне стола. — Дорогая, мне так жаль. Мне так, так, так жаль. – Она сказала, когда слезы текли по её лицу. Она посмотрела на меня, её слезы отражали слабое красное свечение огней на её лице...
Чего ожидать?
— Спустись! – Я закричала. В одно мгновение я стащила её с кровати и отодвинула от окна, поняв, что красные точки на её лице — следы нескольких снайперских винтовок. Я смягчила удар от её падения, повернувшись так, чтобы оказаться прямо под ней, и быстро вырвала мониторы, прикрепленные к её коже. Окно разбилось, когда в комнату посыпались пули. Данте пригнулся и ударил ногой по большому монитору перед окном, закрыв обзор для дальних стрелков. Затем он подполз к нам, схватил меня за лодыжку и потащил меня и мою плачущую мать под больничную койку, закрыв нас от стекла, падающего в комнату. Он быстро достал свой телефон и позвонил, говоря на быстром итальянском языке. Из-за звуков разбитого стекла и рикошета пуль по комнате я не могла расслышать, что Данте кричал в трубку...