Образы под чернильным пером.

64

А что она могла бы сказать об Оксимироне сейчас? Ничего нового, потому что уже высказалась во всех своих статьях. А что она могла бы сказать о Мироне? Наверное, что любит его. Чсв-шного уебка и ласкового зверя на коротком поводке, который мужчина обрезал и уменьшал сам, потому что доверял и знал: не отпустит и не задушит, ведь банально не сможет из-за безграничной любви, которая плещется в серо-голубых глазках, пронизывает пшеничные волосы целыми прядями и заставляет её превращаться в милую девочку рядом с ним.

- Ты похож на Голума, - проговорила Аня, взглянув на Федорова, который сидел с белой пеной на голове и полотенцем на плечах. - Где твоя прелесть?

- Сидит на диване и задрачивает меня, - усмехнулся Федоров, покрутившись в кресле.

- А давай тебе брови сбреем, - предложила девушка. - Будешь, как яйцо. И никто тебя не уведет.

- Малышка, ты сейчас договоришься, - вздохнул он, - И без бровей будешь ты.

- Я буду страшная, - заметила блондинка.

- Зато никто не уведет, - рассмеялся Мирон.

Кстати, испанец уже пытался - нарвался на злого, как он подумал, британца с крайне нетипичной внешностью, который крыл его матом на английском языке и популярно объяснял под испуганный взгляд Киреевой, что ее трогать нельзя. Несчастный уже понял, что его ждет, увидев высокого мужчину в шортах, вьетнамках, футболке и с рюкзаком за плечами рядом с маленькой девушкой в красивом пышном платьице с синими камушками, диадемой на светлых волосах и в перепончатых босоножках. Маленькое чудо и лысое нечто - нихуевый такой контраст.

- Все, идем, шиншилленок, - улыбнулся Федоров, протянув ей руку, - Меня снова можно полировать.

- Вот этим я и займусь, когда мы вернемся домой, - проговорила Аня, подскочив на ноги и схватив за палец.

Они шли по улице с горящими фонарями - если у них уже стемнело, то в Питере была ночь. Почему-то им впервые не хотелось возвращаться в город на болоте, не хотелось садиться в самолет, лететь обратно и погружаться в кромешный пиздец повседневной жизни. Её уже доебывали некоторые ребята с работы, Мирону было пора на съемки - самое веселое, что на следующий день, после приезда, девушке уже нужно было быть в офисе, а мужчине лететь в Москву. И все бы ничего, но клиническое одиночество уже потирало руки и радовалось тому, что им скоро придется остаться одним в двух городах-миллиониках, в двух столицах, где до противного озноба в тридцать градусов тепла холодно, где лампа не горит и врут, блять, календари, где нет смысла кричать и биться в истерике от мороза по коже: никто не станет пытаться услышать.

- Я обещал тебе потанцевать, - произнес Федоров, услышав медленную мелодию, доносящуюся с небольшой площади. - Пойдем.

Он не умел танцевать так, как она: выплясывать трудные комбинации, делать всякие акробатические фиговины, кроме сальто (спасибо, Палмдропов), но Мирон мог исполнить любое ее желание, потому что Аня не мечтала полететь на Луну, покорить Эверест или установить диктатуру во всем мире - блондинка мечтала о пышном платьице, но никогда об этом бы не сказала, ведь она - та самая телка ментора, пафосная и крутая журналистка, которая всей душой любит злого и ужасного чсв-шника Оксимирона и сейчас висит у него на руке, спускаясь по ступенькам к открытому участку на набережной.

- Прекрасная леди, - начал мужчина, встав перед ней и склонив голову, - Не сочтите за наглость, что в таком внешнем виде осмелился на сей легкомысленный поступок, что с моей стороны непростительно, но не откажете ли вы мне в танце?

- Я не могу вам отказать, - улыбнулась Киреева, мгновенно оказавшись в его объятиях.

Ей было тепло и спокойно, потому что Федоров - такой хороший, добрый, ласковый и ручной, потому что за ним она точно будет, как за огромной непробиваемой стеной. Он станет последним воином в рядах имперской армии и тихо уйдет, склонив голову перед неизбежным, если попросит его королева.

- Я не хочу возвращаться домой, - произнесла Аня. - Я просто не хочу.

- Малышка, послушай, пожалуйста, - Мирон присел напротив нее на корточки, держа за ручки. - Я понимаю, что ты не хочешь, поверь, я тоже особым желанием не горю, но нужно. И ты, и я это понимаем, но знаешь что? - мужчина улыбнулся, кивнув на миниатюрную подвеску у нее на шее. - Я всегда с тобой.

Белое золото в бриллиантами, которое девушка сначала не хотела принимать, а затем и надевать - его принцесса должна быть самая красивая.