Alone Together

Глава 9

Глава девятая или история об отблесках пламени, драконах, золоте и мгновениях, которые заставляют чувствовать себя живым.

Часть первая.

Отблески пламени иногда слепили взор, но все равно продолжали подниматься выше, к самой крайней границе камина. Огонь издавал тихое шипение, словно это дракон в собственном логове готовился выползать наружу — чтобы поглотить в ненасытную пасть охотников за сокровищами. Меня всегда завораживало, каким образом эта могучая стихия охватывает всю твою душу целиком и полностью, а затем поджигает и не дает шанса на побег.
Видел ли я такое пламя в людях? Когда мне даже едва ли исполнилось восемнадцать, то я мог бы смело ответить тебе, что нет, потому что настолько разрушающих костров не существует в нашей вселенной. Ведь невозможно выжить, если твое сердце пылает ярче тысячи светил, если ты похож на один большой фейерверк, и все вокруг просто закрывают глаза, чтобы не ослепнуть.
Но, как ты можешь догадаться, моя милая Элис, я просто непростительно ошибался. Потому что один такой человек все же однажды встретился на моем пути. Затем я нашел еще одного, даже не подозревая все это время, насколько рядом со мной он был.
И если пламя первого действительно напоминало разрушительный пожар, то огонь второго — вселял надежду. Надежду на то, что все будет иначе. Такие похожие и в то же время противоположные вещи — разве это не удивительно в самой своей сути? Впрочем, не мне тебе рассказывать о том, насколько прекрасен и поразителен наш мир.
Я всегда, всегда видел твои глаза, они сияют даже от яркого восхода над городом и в любой заснеженный день, и этот взгляд — он похож на осень, не только из-за своего золотистого цвета, но еще и из-за теплоты. Когда на тебя смотришь, то словно нежный вечерний ветер или мягкий кашемировый шарф окутывает и начинает медленно, но верно согревать. Мне кажется, это именно то, что притягивает к тебе других людей — и меня в том числе.
Знаю, ты попытаешься возразить мне сейчас, неловко улыбнешься и сделаешь комплимент в ответ — что это я способен очаровывать всех. Я не спорю, это всегда было моей властью, моим особым талантом, припрятанным в рукаве, но правда заключалась в том, что я никогда ничего для этого не делал.
Всего лишь использовал природный дар — харизма, обаяние, называй, как угодно, только вот это принадлежало мне с рождения — одна единственная козырная карта, не способная перебить хитрость Вирении, железный стержень Анастасии, обжигающую силу Эля и даже шарм и умение Максима вырывать сердце из груди, нет.
Возможно, тебе покажется, что я слишком много об этом размышляю, и я даже не стану отрицать — ведь хорошие короли всегда думают о своем народе. И именно они должны становиться теми, кто остановит всепожирающее пламя на собственном пути.
Именно такую ассоциацию я мог видеть для самого себя, как и эти самые сказочные герои, мечтал ухватить побольше золота. Больше славы, чтобы мне воспевали баллады прекрасные поэты и храбрые воины, чтобы королевы фей были готовы отдать мне всю свою магию и уж тем более ледяные королевы с режущим блеском в глазах вручали руку и сердце.
Я был готов совершать подвиги, чтобы получить их одобрение и поддержку.
Пусть и понимал, что придется встретиться с чудовищем лицом к лицу.
Элис, скажи мне, много ли ты знаешь легенд, где доблестные рыцари в сияющих латах приходили в пещеру не за золотом или принцессой? Конечно, они сражались с драконом, но это больше шло в копилку к победам, нежели к желанию одолеть врага. Обычно им это удается — монстр падает замертво в своей же пещере, и счастливый воин покидает его обитель.
Думаю, что это самая классическая, самая обыкновенная история о любом герое и злодее — но в жизни это так не работает, девочка в пальто.
Я всегда был мальчиком довольно сентиментальным, часто представлял, что моя жизнь — красивый фильм или рассказ, в особенности, когда солнце заходило за горизонт, и Лондон вспыхивал всей палитрой рубинового заката. И, разумеется, с самого детства ударялся в собственную привычку: мечтал о бескрайних далях и звании настоящего храбреца, как будут пущены сотни сияющих огней над моим родным городом, и толпа восхвалит молву о моих хождениях за тридевять земель. Повторяюсь? Повторяюсь, разумеется. Но мне кажется, что это совсем не портит сути самой моей мысли.
Элис, Элис... Мы так сильно пропадаем в загадочных мифах, что невольно теряемся в жизни и больше не знаем, куда идти. Желаем себе побольше наград и забываем о драконах.
Но они там, в этих самых мерзлотных вершинах гор, ждут своего часа, чтобы выбраться и отомстить. Никогда не забывай, что любое чудовище, у которого ты забрала что-то важное, однажды найдет способ опалить тебя огнем.
Ты хочешь спросить, к чему же я вообще это резко вспомнил? Ответ совершенно прост, дорогая Элис. Потому что именно об этом я подумал, когда вытянул ноги у камина в библиотеке и медленно выжидал ответа отца. Он копошился где-то в кабинете — я был практически на все сто в этом уверен. Наверняка перебирал кипы неподписанных бумаг и плечом прижимал телефонную трубку, чтобы лучше расслышать голос докладчика.
В любом другой момент я бы без проблем провел это время с пользой, развернул очередной старый фолиант и утонул в его рассказах, но тогда все внутри горело не хлеще пламени в очаге.
Нетерпение. Слово, незнакомое мне ранее.
Ведь сын уважаемого Уоррена Ланкастера, члена Палаты Лордов и безупречного переговорщика, просто не мог проявлять такое нарушение дисциплины и выказывать неуважение к своему отцу. Достопочтенный сэр уронил что-то в кабинете, потому что в следующую же секунду колокольчик около его рабочего места раздался отвратительной трелью, и коридор наполнился мелодией тяжелых шагов.
Он ворвался в помещение, моментально распахнув высокие двери.
Я медленно повернул голову.
Родитель стоял прямо посередине прохода, слабый свет окружал его широкий силуэт, вычерчивал графитом привычную белизну рубашки, отутюженный галстук и затянутый донельзя ремень.
В отличие от длинных муторных ночей, сейчас прическа папы лежала аккуратно — он много времени проводил после утреннего душа, чтобы заставить волосы выглядеть опрятно. Я чертовски его в этом понимал, ведь точно также практически каждый день мучался с этой расческой, убирал назад непослушные кудри и морщился от их слишком темного оттенка — в сочетании с моей бледной кожей и голубым изучающим взглядом, он смотрелся слишком пугающе. Будто меня ткали не из бумаги и осколков мороза, а из света и теней.
Ледяные глаза отца пристально исследовали обстановку, и по первому впечатлению он даже не показался мне разозленным, только я кожей чувствовал пылающий жар, идущий от него изнутри. Если ты сейчас подумала, что именно тем сокрушительным огнем обладал мой родитель, то несказанно ошиблась, потому что этот человек передал собственный холод и бумажное разбитое сердце старшему сыну. Иными словами, мне.
И все же, огонь шел вовсе не от камина, а исходил от отвлеченного разговором отца. Пусть это пламя гипнотизировало глубоким синим оттенком, оно все равно могло обжигать. Именно этого я и боялся — что сейчас не так поверну голову и сорву на себя весь гнев.
Суждение оказалось ошибочным — папа часто сдерживал порывы собственной злости, все равно где-то в глубине опаленного разума помнил, как сильно я реагировал на его агрессивные выпады и как плохо мне было потом, поэтому все его лицо сохраняло привычное выражение без каких-либо эмоций. Давила только аура, расползающаяся в стороны медленным сапфировым костром.
Когда его внимание сошлось на моем растрепанном силуэте в кресле, родитель выдохнул. Это означало победу над яростью внутри.
— Твоих рук дело? У меня договор на носу, но мне сейчас позвонил Филипп и сказал, что желает видеть нас на званом ужине, — я в ответ лишь повел плечами. Осторожность никогда не могла помешать в такой ситуации — не подумай, Уоррен Ланкастер вовсе не воспитывал троих своих детей, будто какой-то деспот, нет, но вот его внушительный силуэт, командирский тон и лидерская натура однозначно прессовали даже его любимую дочь. Я когда-нибудь тебе говорил, что папа едва не молился на Виталину? И это отличало его от других представителей подобных семей, потому что по обыкновению любой уважающий себя аристократ всегда ждет появления старшего наследника на свет.
Я плохо помню, как отец относился к этому в моем раннем детстве, но зато имел потрясающую возможность наблюдать его любовь к своей младшей сестре. Она напоминала чем-то легкую восторженность и желание защищать, поэтому Вите доставалось меньше всего. До сих пор считаю это несправедливым.
Впрочем, как и в семнадцать лет — именно по этой причине мои губы все же раскрылись против воли и парировали с наглостью в ответ:
— Папа, у меня два напоминания. Во-первых, господин Арундел — твой лучший друг, он наверняка хотел бы с тобой встретиться. Во-вторых, приглашения не должны делаться так. Это дурной тон.
— Не тебе решать, что дурной тон, молодой человек. Я бы не придал значения, если бы Фил не упомянул, что там также будет семья герцога Бланта.
— Ты сказал мне подружиться с Максимом, я достал себе возможность, — снова только легкое движение плеч и вспыхнувшая ярость в ледяных глазах. В какие-то дни сдерживать мне себя все же не удавалось, и это был один из них. Но отец всю мою жизнь учил меня стоять на своем до победного, поэтому я продолжил подбрасывать хворост в огонь. — И то, это не моих рук дело. Ния очень мечтала попросить любимого папу пригласить родителей того красивого однокурсника...
— Ясно. Собирайся. Через три часа нужно быть на месте, — отец нервно расправил рукава рубашки и, развернувшись на носках, скрылся так же, как и пришел до этого.
Невесомая улыбка исказила мои губы. В этот раз преимущество осталось за мной.
Совсем неважно, что это папа просто позволил мне проявить такую наглость, но для меня это не имело значения.
Ведь мой план работал, и рыцарь в моем лице однозначно собирался забрать у дракона власть.
Эта же мысль пришла ко мне еще раньше, буквально на пару часов, когда над городом уже вспыхнуло прекрасное закатное пламя — я летел навстречу ветру, так, что за мной совсем не успевала маленькая мисс Арундел.
Не знаю, что именно разожгло во мне такой дух авантюризма, но сердце билось особенно громко. Я завернул за угол, едва не упал на желтеющую траву и наконец-то выдохнул.
Даже такая недолгая пробежка все равно разгоняла в крови адреналин.
Где-то рядом щелкнул огонек зажигалки. Я повернулся на звук — и снова мои ноги чуть не подвели, потому что в полутенях скрылся силуэт человека, которого я так долго хотел увидеть в течение этого дня. Максим Блант уже набросил на свои плечи легкий плащ и чуть наклонил голову вбок — мне впервые удалось рассмотреть его настолько близко.
Максу явно повезло с генетикой, потому что весь его образ смотрелся совершенно естественно, и даже такое скудное освещение в виде лучей заходящего солнца выгодно подчеркивало аккуратные черты лица. Однокурсник осматривал меня в ответ, совершенно этого не стесняясь, в его взгляде — полном всех драгоценностей мира — выражался чистый интерес.
Это оказалась первая эмоция в темно-зеленых глазах, которую я только был способен уловить.
— Тебя ведь зовут Рой, верно? — мягко задал вопрос он, даже не стесняясь того, что он наверняка уже меня знал. По крайней мере, мне хотелось на это надеяться. Что-то внутри подсказывало: далеко не все лежит на поверхности, и он явно в этом месте находился не просто так.
Однако я решил подыграть ему во имя своих будущих побед — потому что хорошие короли готовы отступать, чтобы потом выиграть настоящую войну.
— Привет. Да, Рой Ланкастер. А ты...? — у меня всегда были неплохие актерские навыки, но, как и с проницательностью, не дотягивавшие до нужного уровня, потому что знакомый приулыбнулся, и в этот момент улица озарилась светом фонарей.
Я чуть не фыркнул — опять это выглядело так, словно только что случилось не простое совпадение, а настоящее чудо.
— Ты же прекрасно знаешь, как меня зовут.
— Допустим. Чего хотел-то? — огрызнулся я в ответ. Пусть не думает, что за ним носятся все без исключения.
Блант мягко посмеялся, переливы зазвенели вместе с налетевшим ветром, и мое настроение снова бросилось куда-то вниз резким булыжником. От воодушевления не осталось и следа. Как и от желания отступать во имя каких-то там мистических знамен. Мне однозначно не доставало опыта в нашей игре, как бы это ни было неприятно признавать. Хорошего соперника мои глаза находили сразу, и Максим Блант определенно относился к ним.
— Ничего, — честно признался он, и я без зазрения совести уставился на парня — что-то не состыковывалось; человек рядом и правда был искусством, производил впечатление одним только своим появлением, но глаза... Его глаза, Элис... Только теперь мне удалось изучить их настолько детально, чтобы понять: несмотря на глубину взгляда, в нем крылась мутная печаль. Настолько невообразимая, что сердце на мгновение останавливалось в груди и отказывалось биться дальше, ровно до той секунды, пока Максим вновь не улыбался.
Теперь вся его аура изменилась, наполнилась тем самым густым туманом, разбавленным сгущающейся синевой вечера.
Ему хотелось сочувствовать.
Я не соображал, что делать дальше, поэтому только протянул юноше пачку сигарет — на что его тонкие пальцы сразу вытащили одну. Знакомый благодарно кивнул и выдохнул в воздух струю дыма — та вскоре слилась с темнеющим воздухом.
— Тебе никогда не казалось, что в такие моменты жизнь кажется... Нет, ощущается другой? — вдруг подал голос он, на что я даже чуть не выпустил своего собственного киллера изо рта.
— Допустим. А при чем здесь это?
— Не знаю. Просто захотелось сказать, — Блант оперся спиной о монолитную стену здания, чуть подогнул колени и слабо рассмеялся. Теперь я понял, что за чувство ему тогда удалось задеть в моем сердце. Он интриговал. Заставлял думать о себе ночами, ворочаться в кровати и задаваться вопросом, виделись ли мы где-то до этого, потому что весь его образ казался чужим и знакомым настолько одновременно, что это не могло не запутать.
Если раньше я назвал бы его драконом — то теперь осознал обратное. Максим Блант был не чудовищем, а самым настоящим золотом, за которым рыцари приходят в обитель зла. Скрытый загадками ночных туманов и скользкого сквозняка, он так и лежал под стальной крышкой неизвестности и отчаянно сверкал, манил схватить его и тем самым подставить руки под клыки спрятавшегося рядом монстра.
Это помогло мне направить свое мышление в другую сторону, поэтому я стряхнул пепел вниз, наблюдая за белыми следами скуренной юности, и через силу поменял настрой.
— Казалось. Вот так стоишь, думаешь, что это твои лучшие годы, а занимаешься какой-то ерундой.
— И понятия не имеешь, зачем открыл глаза сегодня утром.
— Люди одни и те же. Или разные. Это не имеет значения. Потому что среди них ты всегда будешь один...
— Насколько бы ярко ты ни сиял, — завершил мою фразу он. Я развернулся вполоборота, всмотрелся в эти темные глаза снова и невольно сглотнул. Максим докурил, ловко выбросил окурок в железный бак и выпрямился. — По тебе видно, что ты заложник своего одиночества, Рой Ланкастер. У ушей всегда есть стены.
— Разве не наоборот? — я саркастически скривился.
— О, нет, у стен есть уши, но я имел в виду не это, — его руки с длинными пальцами взлетели вверх, накрывая мои раковины. — Ты полагаешься на слух. Всегда запоминаешь людей по их походке. И, если тебе этот человек неприятен, превращаешься в колючего ежа. Ты аудиал. Закрываешься своей музыкой, словно стенами, чтобы ничего не слышать.
Он улыбнулся — в этот раз по-другому, более открыто, после чего увеличил дистанцию между нами одним шагом и приложил ладонь к груди.
— Благодарю за разговор, просто Король. Увидимся на званом ужине у графа.
Юноши и след простыл — а моя сигарета так и осталась недокуренной, потому что я не мог отвести глаз от его оставшейся в воздухе ауры. Будто весь Лондон на этот миг заполнился густым серебряным туманом.
Я собирался забрать власть у дракона, Элис.
Только вот самого обладателя еще не встретил, но точно знал, что он есть. Потому что у сундука с золотом всегда есть хозяин, которого предстоит одолеть.