Alone Together

***

Резкий свет электронных лампочек иногда бил по глазам, отражался в полупрозрачных поверхностях и затем возвращался назад к источнику. Блики мелькнули даже в жидкости черного кофе, который Рой болтал в своей большой кружке из белого фарфора. Мужчина сидел за столом, за которым завтракал каждый божий день, он варил себе кофе и иногда делал что-то вроде бутербродов с сыром, перед тем, как отправиться на работу.
Взрослый, но все такой же наглый Люциус зашел на кухню такой же вальяжной походкой в двенадцать часов ночи и разбил сгущающуюся тишину громким воплем.
Ланкастер вырывался из своих мыслей и перевел взгляд на животное.
— Ты ел пятнадцать минут назад. Не ври мне.
— Мяу, — осуждающе ответил кот и запрыгнул на колени к хозяину, мгновенно пачкая  ткань черных брюк рыжей шерстью. Рой погладил его по спине и сделал глоток кофе.
Элис сидела на стуле напротив, скрестив руки на груди, и наблюдала за мужчиной, который в последние полчаса продолжал упрямо молчать. Художница за года тоже очень сильно поменялась — у нее окончательно впали детские щеки и превратились в острую линию скул, когда-то яркий макияж сменился на максимально естественный, чтобы не бросаться в глаза. Элисон сменила стиль одежды, стала носить более классические вещи, и под ее пальто скрывались белая блузка с расклешенными рукавами и приталенные черные брюки.
Свои волосы она в последний раз обстригала где-то в мае, поэтому они падали волнами на ее плечи.
— Ты продолжишь говорить?
— Да. Прости. Просто... У тебя поезд через шесть часов, а я дошел до того момента, когда можно будет прервать историю. Отдохни, Элис, — Рой снял с себя Люциуса, насыпал корма в его светло-коричневую чашку и достал из шкафа бутылку вина. Девушка подперла щеку рукой.
— Издеваешься? Ты остановился на самом интересном. На самом деле, это странно. Вот так смотришь на ту же Алессию сейчас, в жизни бы не сказала.
— Алессия Варенн — идол тысяч подписчиков в своем блоге, но Лесси, моя лучшая подруга, для близких совсем другая, — Мужчина поставил два бокала и налил в них алкоголя. — Полусладкое. Однажды я научу тебя пить Тосканские вина, французские просто отвратительны. Ну, разве общение со мной не пошло вам на пользу?
Элисон забрала бокал из рук Ланкастера и сделала большой глоток. Действительно, в этом вине было больше терпкости и настоящего вкуса.
Теперь Элис не плевалась от этой легкой горечи.
Рой присел на свое место и тоже отпил.
— Моя история очень длинная. Потому что она не столько обо мне, сколько о людях, которые изменили меня. Двенадцать личностей, двенадцать ярких картинок, двенадцать историй, которые я никогда не сумею забыть.
— Почему именно эти люди?
— Кто знает, Элис, кто знает.
Художница снова сделала глоток и вытащила из кармана золотое кольцо. С ее пальцев оно слетало, приходилось размером исключительно на руки своего хозяина. Имя блестело гравировкой.
— Но это имя — оно особенное, да, Рой?
— Это имя... Да, Элис. Ты права. Оно самое особенное во всем этом списке.
— Его даже нет среди героев!
— А кто сказал, что оно не появится потом? — Мужчина улыбнулась, обнажая ряд белоснежных зубов, и звонко рассмеялся. — Элис, ты ведь и половины всего не знаешь.
— Так расскажи. Я рассказала тебе все, Рой. От и до. Тогда, поздней летней ночью, мы с тобой так же сидели у тебя дома, но в Нью-Йорке, и я рассказала тебе все.
— Ироничная ситуация. Спустя всего несколько лет, но уже в Лондоне, я открываюсь тебе. Но, Элис, мне это сделать немного сложнее. Не обессудь. Тебе было восемнадцать, мне за тридцать. Уверяю, повстречайся ты мне десять лет назад, я бы тебе в первую очередь все рассказал. Дело не в том, что я не доверяю тебе. Дело в том, что мне тяжело.
Девушка изменилась в лице. Вся ее напористость моментально исчезла, наглый блеск в глазах исчез, и Элис подошла к Рою. Ее рука легла на его плечо.
— Я здесь, Рой.
— Я знаю. Знаю, Элис, знаю, — мужчина обнял девушку за талию и вздохнул, допивая все вино из бокала.
— Ты даже столько лет спустя чувствуешь себя одиноким?
— Моментами — да. Но у меня есть семья. Теперь у меня она точно есть. Пойдем спать, — Рой встал, убрал бокалы и кружку в посудомоечную машину и пошел по направлению к спальне.
— Ну уж нет, — в гостиной Элисон удалось нагнать рассказчика и сцепить его за рукав белой рубашки. Второй рукой девушка держала бутылку. — Ты расскажешь мне все до конца. А я останусь здесь. Я не уйду.
Рой развернулся. На его лице от радости не осталось ни единого следа, теперь во взгляде виднелась лишь печаль, а губы сжались в тонкую полоску.
Ланкастер опустился на диван и кивнул девушке на место рядом с собой.
— Ладно. Но только потому что ты настаиваешь. Хотя, если честно, я умираю, как хочу спать.
Элис вдруг подошла к книжному шкафу, вытащила оттуда альбом с фотографиями и села возле мужчины.
— Я думаю, так будет проще. Ведь ты не обязан все помнить наизусть.
Рой достал один бокал из-под стола и налил в этот раз уже до краев. Его взгляд был прикован в темно-красной жидкости, мерцающей едва видимыми бликами.
— Будешь пить со мной с одного, или иди себе за бокалом сама.
— Ты же джентельмен.
— Джентльмен, проработавший двенадцать часов, пока ты валялась в кровати. Иди давай.
Элис забрала сосуд у мужчины и залпом выпила все вино, как в пятнадцать. Рой лишь хмыкнул.
— Сыграй мне что-нибудь. Я давно не слышала, как ты играешь.
Мужчина пересел и открыл лакированную крышку черного рояля без единой царапины на поверхности.
— Я давно не играл, здесь ты права.
— Почему?
— Некому слушать, — Рой размял свои пальцы и положил их на клавиши. — Что играть?
— Что хочешь, Рой.
—  Ну, это несколько сложно выбрать, знаешь ли. Открой окно, пожалуйста. Душно.
Элис, смаковавшая уже третий бокал вина, подошла к балконной двери и вдруг ахнула.
— Рой!
— Что? — мужчина развернулся и тоже подошел к ней.
— Снег идет...
За окном в медленном танце кружились снежинки, их серебристые платья мерцали в свете огней ночного Лондона. Опускаясь на землю, они не растворялись на асфальте, а укрывали его плотным одеялом.
На памяти Роя Ланкастера это была вторая осень, когда снег начинал падать внезапно.
— Подумать только...
— Зима близко, Элис.
— Ну и что? Тут не зима, а постоянный потоп. И туманы.
— Что за стереотипы?
— Но это правда...
Рой открыл дверь балкона и ступил туда. Холод тут же сковал всего его тело, но пианист даже и думал возвращаться назад в тепло.
— Ты идешь?
— Еще бы, — Элис зашла и прикрыла за собой дверь. — Я люблю Лондон.
— Я тоже. Что ни говори, а это самый поэтический...
— И музыкальный город на Земле. Ты говорил. Так ты расскажешь мне, что было дальше?
— Расскажу. Но нам пора спать, — мужчина еще немного посмотрел на снегопад, а потом подхватил Элис на руки и вернулся в квартиру. Рой упал прямо на диван, в своей рабочей одежде, и прикрыл глаза.
— Максимально удобно. Спасибо, мистер-длинные-ноги. Почему все мужчины в моем окружении такие высокие?
Элис собиралась растормошить Ланкастера, но вдруг заметила, что он уже провалился в сон. Девушка вздохнула и устроилась рядом, смотря на потолок.
«Да уж, Рой. Одиночество сжирает людей. Но ты больше не одинок...» — художница погладила мужчину по голове и достала телефон.
— Добрый день, это Элисон. Я задерживаюсь по обстоятельствам в Лондоне, мы можем обговорить заказ с вами двадцать четвертого числа? Я прилечу в Париж двадцать третьего.
Когда голос в трубке что-то удовлетворительно ответил, девушка отключилась и еще раз посмотрела на спящего рядом Роя. Свет на кухне никто не выключил, и его лицо было немного видно в темноте.
— Ты больше не будешь один. Я знаю, что ты не будешь, — Элис коснулась холодной рукой щеки мужчины и закрыла глаза.
— Я безумно благодарен, но можно мне поспать?
— Зараза!
— Ты знала, на что шла. Поставь будильник на три. Я подремлю и продолжу рассказывать. До рассвета уложусь.
Элисон пнула Роя по ноге, на что тот крепко схватил ее и обнял, не давая двигаться. Девушка фыркнула.
— Дебил.
Но Ланкастер опять задремал и этого оскорбления уже не слышал, и Элис, поддаваясь чарам Морфея, тоже отпустила веки и позволила себе уснуть, пока на Лондон опускалась метель, а сердце Роя замедлилось, будто он вновь оказался на грани жизни и смерти. Но в его голове все же успела мелькнуть одна единственная мысль.

«Может, я больше и вправду не буду один».