Alone Together

Глава 5

Глава пятая или история о карнавалах, итальянских городах, учительницах музыки и умении прощать. (продолжение)

В конце концов, все эти скитания по городу в попытках скрыться от свиты привели к тому, что я сидел практически на самой окраине Венеции, смотрел на море и на заходящее солнце. Оно окрасило небо в невероятно-прекрасный розоватый оттенок и кое-где уже переливалось в пурпурный и золотой — чтобы потом вспыхнуть рубиновым цветом и раствориться в синеве.
Мне ужасно хотелось есть впервые за столько времени, но все вокруг было закрыто, а беготня и неприятные диалоги в итоге вывели меня. Поэтому, когда я услышал чьи-то приглушенные шаги позади, уже даже не стал пытаться улизнуть.
Рядом со мной присела еще одна личность в маске — в совершенно простой белой маске, в легком серебристом платье и с короной, какая была у Оракула в спектакле.
— Привет, Солмердир.
— Че…го? Я Рой. Рой Ланкастер! А Солмердир — это герой из моей сказки.
«Оракул» прилегла на мостовую и подняла руки вверх, рассматривая, как переливаются бриллианты в короне в свете закатных лучей. В отличие от диадемы у Астрид — она была настоящей.
— Ладно. Меня зовут Оракул за умение видеть то, когда другим людям плохо.
— Здорово, что могу сказать. Я не пойду на этот маскарад.
— Не ходи, — девушка откинула назад прямые каштановые пряди и села, поправляя платье на плечах. — Ты его сам устроил.
— Что?
— Твоя идея, король Рой, или как там тебя. Ты же сам собрал этих придурков и заставил играть по своим правилам. Отказалась только твоя блондинка.
— А… А… — я отчаянно пытался вспомнить, кого же эта светловолосая девушка мне напоминала. Сердце болезненно сжалось бы раньше, если бы я вообразил в голове образ своей первой любви, но теперь там было пусто. Я тихо хмыкнул и опустил веки — видимо, Анастасию я больше не любил. Оракул словно это слышала.
— Ты ее не любишь, да? А королеву в короне?
— Л… — снова идиотская буква. В этот раз мне в нос ударил запах капучино с ванильным сиропом, растворителя и терпких духов. Но снова никакой любви.
— Понятно. Нет.
— Я… У меня были люди, которых я любил. Папа, Артур, Виталина. Лесси. Эль. Анастасия. Максим в некоторой степени. Мама. Маттиас. Эрика. Они мне все когда-то были дороги. Некоторые — дороги до сих пор. — Я поднял взгляд на практически зашедшее солнце и почувствовал внутри невероятную тоску по дому, мне ужасно хотелось выбраться из венецианских каналов и оказаться в туманном Лондоне, где оставались все, кто заставлял мое сердце становиться теплым.
— Чтобы увидеть лица других, сними маску с себя, — улыбнулась мне шатенка с диадемой в руках, и я вздрогнул, с остервенением принимаясь ощупывать собственное лицо. Кожа ощущалась как фарфор, приросший навсегда, но я принялся с болью отрывать этот ужас от себя. Мне становилось трудно дышать, появлялось такое чувство, что кто-то взял и прилепил ее окончательно.
— Рой. Не сдирай ее так.
— Но…
— Рой. Ты же и так знаешь, что ее можно снять, — «Оракул» с легкостью стянула с себя маску, но я никак не мог распознать ее лица — это был кто-то не близкий мне по чувствам или дружбе, но нас с этим человеком связывала музыка.
Стоило мне об этом подумать, как маска опала вниз кусками бумаги, и я мгновенно узнал рядом Астрид.
— Я же говорила.
— Почему ты?
— Ты попал сюда через музыку. И всегда будешь возвращаться везде через нее. Теперь ты знаешь, что хочешь вернуться. Правда?
Она была права. Если до этого я мог оставаться в ненавистном одиночестве сколько угодно, пытать себя им, изматывая до крови, то теперь мне ужасно хотелось обнять кого-нибудь дорогого и позволить себе снять эту маску и в жизни.
— Да. Ты… Знаешь, как вернуться назад?
— Я — нет. Но в этом городе, — лицо Астрид снова исчезло под обличием Оракула. — Есть один человек без маски, и я не о твоей юной королеве. Есть один человек, который не дал этому лондонскому фарфору покрыть свое истинное «я». Ищи, Рой.
Она исчезла легким дуновением ветра, а я уставился на свое отражение в морской воде и тихо выдохнул, потому что там не было видно практически ничего — ведь солнце почти скрылось за горизонтом. Фонари медленно загорались.
Я поднялся, поправил рукава в очередной раз и поплелся назад к месту, откуда начал. На мосту были Ния, Максим и Эль. За газетой сидела Диана. На фотографии — Анастасия и Алессия. В магазине масок — Крис.
По дороге назад я увидел крепкого Марка за стаканом не менее крепкого виски, Эвана, рассматривающего шпагу в желтом освещение, и Вил с натуральным темным цветом волос, которая пыталась выдержать равновесие, балансируя на перилах. Каждый из них проводил меня взглядом, и что-то внутри подсказало, что скоро нам предстоят серьезные разговоры, но вот о чем — я пока не знал.
Я уже собирался выйти прямиком на Сан-Марко, но вдруг позади что-то промелькнуло, я развернулся и привлек тень с карими глазами и черными локонами к себе.
— Не дури меня, Уайт.
— Что?
— О, кто еще прятался бы в тени, если не ты, юная разведчица? — я тихо хмыкнул и легонько оттолкнул Ванессу, а потом скрылся за углом, оставляя девушку в недоумении — но Астрид была права, я знал, кто есть кто, содрав с себя эту маску.
Все герои моей истории делили со мной этот город и блуждали среди отражений собственных личин.
Все, кроме одной единственной женщины в хлопковом платье, которая что-то шептала себе под нос и вытирала слезы. По губам я разобрал, что это были бесконечные мольбы: «Вернись ко мне».
Я подошел к ней, откинул назад ее пряди цвета белого золота и взял за плечи.
— Я вернусь домой, мама. Я прощаю тебя.
Мать подняла на меня свой взгляд, где в рубиновом море плескался настоящий янтарь, и шмыгнула носом.
— Ты… Правда?
— Правда. Я хочу вернуться. Но отвести меня туда можешь только ты.
Она обняла меня, дрожа практически всем телом, а я привлек ее ближе и лишь безмятежно улыбнулся, чувствуя, как все вокруг кружится в безумном танце.
Вихрь остановился, и реальность ударила меня резким доступом кислорода и темнотой, бьющей по глазам, а еще — тихими всхлипами кого-то в углу.
— Рой, вернись… Я молю тебя, вернись… — мама запрокинула голову назад и содрогнулась, я никогда не видел ее в таком истерическом состоянии. Почему-то тело отказывалось слушаться, в горле пересохло, и я ощущал себя, мягко говоря, отвратительно, но я все же нашел в себе силы открыть губы и прохрипеть:
— Мама… Я тут…

Двадцать шестого февраля две тысячи двенадцатого года я вернулся в реальный мир, запуская свои механизмы и секундомеры, но в отличие от старого Роя, который умер на асфальте январским вечером, я сбросил с себя все маски, перестал быть королем и, спустя столько лет, наконец-то простил свою мать.