Alone Together

Глава 14

Глава четырнадцатая или история о страхе, контроле и о том, что иногда то, что мы ищем, оказывается совсем рядом.

Это похоже на старт.
Я как сейчас помню эту картину, Элис, хотя до этого она в течение нескольких лет рябила в моих глазах, как цветные помехи в сломанном старом телевизоре, непременно с шипением и даже искрами тока.
Темное помещение, в котором я оставил всю свою боль на черно-белых клавишах рояля пару десятков минут назад, боль в суставах пальцев и легкий испуг внутри, похожий на невесомую поверхность водной глади. Я перед пыльным зеркалом, в окружении полутьмы, в белом идеальном костюме и с золотой короной на голове.
«Успокойся, Рой. У тебя все под контролем» — шептал себе я, но безуспешно. Колокольчики начинали звенеть в голове с новой силой, как будто я готовился бежать огромный марафон на Олимпиаде.
Но давай вернемся на несколько часов назад, чтобы ты, наконец, поняла, почему же мое сердце растворялось в серебристом дыму моих страхов и сомнений.
Это было двенадцатое ноября две тысячи одиннадцатого года — день, выбранный Астрид Миллс путем слепого тыка на красные цифры в календаре. Снег растаял, превратился в грязное месиво и иногда пробрасывал белым мелким порошком, тут же тая при соприкосновении с мокрым серым асфальтом. Но температура играла резкими перепадами и заставляла Максима Бланта лежать в мягкой постели под тонким покрывалом, скрючившись в клубок из-за головной боли.
Поэт обещал прийти и помочь мне всеми возможными способами, но слабость струилась по всему его телу и не позволяла подниматься с кровати. Я сидел на твердой поверхности сцены и смотрел на пустующий концертный зал, весь испещренный красивыми узорами на стенах, красным, пусть и затертым бархатом кресел, и с несколькими алебастровыми люстрами на расписанном фресками потолке. В моих руках снова был зажат прохладный ключ с такими знакомыми резцами.
Помнишь театр, в который я приходил играть по понедельникам? Моя сердобольная знакомая, знавшая меня лишь как талантливого пианиста, с радостью захлопала в пухлые ладоши при одном упоминании спектакля. Я опять пришел раньше всех — и пока Астрид выкладывала последние купюры за такси, чтобы хоть как-то успеть, а Диана жевала хот-дог у станции метро, весь зал принадлежал мне.
Мы собирались проводить прослушивание, и все в нашем сценарии было идеально — от прописанных «Агатой Кристи» хрустальных характеров героев до предпочитаемых голосов в композициях моих и Астрид.
Отложив ключик в карман, я медленно поднялся и подошел к роялю. При одном только прикосновении по всему телу прошелся электрический разряд. Я слишком давно не играл и не отдавал себя музыке с головой. Все эти проблемы других людей, ради которых приходилось разрывать душу на куски, отдалили самое важное в жизни.
Я откинул крышку инструмента и сел.
Сначала гладкие клавиши показались мне совсем незнакомыми, будто чужими. Я ощущал себя маленьким мальчиком, которого папа отдал в ученики красивой женщине с длинными волосами и звучным именем — Мария. Она жила в Англии всего три года, но именно эта пианистка заложила в меня умение видеть через музыку.
К удивлению, пальцы привычно заиграли одну из моих композиций — я написал ее в порыве вдохновения в один из промозглых осенних вечеров, когда боль съедала все изнутри и превращала мое сердце в истлевший уголек.
Всю свою душу я выкладывал через фортепиано.
— And I'll be there, wherever you are... — голос разрезал звон в ушах и вдруг зазвучал идеально, как сам инструмент. Ты же знаешь, как редко я позволял себе петь, как редко я позволял кому-то услышать мое пение. И дело было совсем не в том, что я не умел пользоваться вокалом, нет, а в леденящем душу страхе. Меня сковывали цепи каждый раз при одной только мысли о том, что чьи-то уши услышат это.
— So, why don't we, dear, become something more? I am right here, behind your closed door.
Звучный, яркий сопрано слился с моим тенором. Мелодия вновь потухла, я в ужасе захлопнул крышку и уставился в стену стеклянным глазами. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, кто в тот момент находился за моей спиной.
— Я уже второй раз слышу твой голос. Почему ты не поешь, Рой? Драматический тенор — это просто находка.
Астрид обошла рояль и встала с левой стороны от меня. Тело все еще не слушалось, но мне удалось медленно повернуть голову в ее направлении. Девушка по случаю такого события натянула на себя темно-изумрудное платье, плотно прилегающее к талии, но с пышной юбкой. Ей куда больше шла новая стрижка, которую Маттиас, наверное, старательно укладывал в тот вечер, но сегодня волосы все равно растрепались.
— Привет. Я оставлю твой вопрос без ответа.
Подруга заставила меня отодвинуться, уселась на ту свободную половину стула и открыла клавиатуру вновь. Ее пальцы легли на клавиши и нажали, проверяя звук.
— Хорошая тут акустика.
— Знаю. Прихожу сюда каждый понедельник, если нет выступлений. Меня знает управительница, пускает сюда.
— Ты так и не сказал, почему ты не поешь, — девушка погладила подушечками лаковую поверхность и принялась играть легкую, незнакомую мне мелодию. Она виртуозно управлялась с инструментом, но почему-то самую композиторшу в этом я не видел. Может, ее душа сливалась с чем-то другим.
— А ты так и не сказала, что с твоими родителями.
Миллс глубоко вздохнула, но прекратила перебирать клавиши.
— Я расскажу. После того, как мы наберем всех на роли. Ладно? А ты взамен мне расскажешь, почему так боишься петь, — девушка оторвалась и ткнула меня кулаком в плечо. Я уже немного успокоился и даже смог улыбнуться в ответ, ощущая усталость каждой мышцей тела.
За последнюю неделю мы с Астрид много общались в сети, потому что я нуждался в слушателе, пока Анастасия старательно игнорировала меня, художница не появлялась в поле зрения, а Клиффорд проводил время в сером промышленном Бирмингеме.
— Есть идеи, кого брать?
Я мотнул головой и посмотрел на часы. Практически обед, к двум должны подойти желающие. По крайней мере, список вышел обширный, аж на десять листов мелким шрифтом, и среди несколько десятков имен я нашел знакомые — Марка Рутланда с мощным глубоким басом, Вирению Арундел с тонким слабым голоском, но красиво звучащим при тихом пении, а еще, к моему великому удивлению, Анастасию Албермарл с лирическим сопрано, в силе которого я не сомневался, но не видел ее нигде.
Дверь противно скрипнула, и в зале появилась фигура в блестящей серебристой куртке. Диана с идеально прямыми пепельными волосами, красными тенями и пакетом с едой в руках.
— Эй, проголодались?
Писательница кинула нам по сэндвичу в цветных упаковках. Я чуть слышно вздохнул и отодвинул пищу.
— Кусок в горло не лезет. И в театрах не едят.
— А я ем.
— Я уже понял...
— В общем. Мы тут застряли до ночи. Там такая толпа в коридоре, что мне едва удалось протиснуться. Это будет что-то, ребята! — Блэк потерла ладони и плюхнулась в кресло. — Ну, начинаем?
Когда я открыл проход, помещение мгновенно заполнилось самыми разными лицами — какие-то я уже видел, какие-то нет. Но несколько фигур все же не ускользнули от взгляда.
Элайджа Клиффорд в белой плотной рубашке, черной кожаной куртке и рваных джинсах, с нахальной улыбкой на губах и огнем в голубых глазах. Лучший друг смотрел на меня через огромное расстояние и будто слышал стук моего сердца. Мне очень нужно было присутствие близкого человека рядом, и, наверное, он ускользнул из дома первым же рейсом.
Алессия Варенн, прекраснее, чем когда-либо, с такой острой уверенностью во взоре, что мои ладони едва не начали кровить. В строгом бежевом пальто, расклешенных черных брюках и белой тунике, художница рассекала в толпе и шла прямо по направлению к первым рядам. Швырнув на кресло возле моего плаща портфель с эскизами (как я ее и представлял несколько дней назад), Лесси плюхнулась в него и закинула ногу на ногу, чтобы показать, кто здесь королева.
Среди мельтешащих людей посередине шестого ряда я отыскал хрупкую фигурку в белом платье, с которой мне еще предстоял серьезный разговор по поводу моего же поведения, и нервно прикусил губу. Анастасия заправила волнистую прядь за ухо и вдруг ослепительно улыбнулась, словно говоря: «Все будет в порядке». Я с благодарностью улыбнулся ей в ответ.
Наконец, пятым судьей рядом с Дианой присел бледный, будто пергамент, Макс. Изумрудные глаза сияли больными бликами света, но в целом поэт все же одолел свой недуг и теперь находился здесь.
Все дорогие мне люди сегодня собрались, чтобы просто поддержать меня.
Я был им так благодарен, Элис.
Когда Астрид меня пнула, я опомнился и мигом взлетел на сцену.
— Добрый день. Если кто не знает, я Рой Ланкастер. В общем, мистер Свифт поручил мне организовать постановку спектакля к рождественскому благотворительному вечеру. Список ролей и краткий сюжет уже выставил «Вестник», за что я ему благодарен. Ну, если кто не помнит, о чем это, то у каждого сбоку есть файл с кратким содержанием. Я всем желаю удачи и надеюсь, что мы с вами сработаемся.
Прослушивание началось.

***

Конечно, мне стоило догадаться, что не все ребята обладают нужными вокальными данными. За последние полтора часа уши едва не свернулись в трубочку, а слух каждый раз резало, словно кто-то скрежетал рядом пальцем по стеклу. Я уже оглох на одно ухо и рисовал кораблики на своем варианте текста, пока очередной паренек пробовался на роль Феникса.
Астрид выглядела не лучше. Девушка подперла щеку рукой и едва не завалилась на стол, ее волосы растрепались окончательно, а глаза закатывались до предела при каждой неправильной ноте.
— Следующий! — не выдержала Лесси и ударила по столу. На сцене появился Марк, разодевшийся, как истинный аристократ, в парадный черный костюм. Его огромная фигура отражалась массивной тенью на стене и в разы становилась больше. — Что исполняем?
— Я пробуюсь на роль Феникса. Буду петь первую композицию.
Снова включилась мелодия, которую я уже просто начинал ненавидеть всеми фибрами души, и Рутланд начал горланить слова. У него выходило на удивление слажено, парень даже попадал в ноты, хоть и не везде вытягивал. Но не то, не то требовалось мне для идеальной партии главного героя, Элис! Я писал музыку под баритон, который несколько выше баса, а голос Марка звучал слишком грубо, будто не юный паренек, а...
— Астрид. Военный командир. У него одна песня, но никого лучше мы не найдем.
— Я согласна.
Приятель закончил и уставился на меня своими гиацинтовыми глазами, в которых так и трепеталась детская надежда. Я чуть кивнул ему, и счастливый слон унесся за кулисы.
— Так, мы слушаем еще десять последних человек и все. Я больше не выдержу.
Обычно, как во всех романтичных фильмах, которые Анастасия любила посмотреть уютными зимними вечерами, пока метель гуляла по улицам, а холод сковывал тело, сейчас должен был объявиться последний участник, который бы поразил нас своим талантом. Я пытался верить, как слепой маленький ребенок, что чудо все же свершится, но разочарование своим ударом разрушило хрупкий домик из этих мечтаний.
Свой талант мы так и не нашли.
Вскоре зал опустел, стало тихо, и даже раздавалось тиканье моих часов на запястье. Лесси вытянула руки в замок и села прямо, разминая затекшую за это время спину.
— Ну... Что я вам скажу... У меня нет слуха, но, по-моему, по-человечески тут пела пара человек. Отстой, ребята.
— Я согласна... — Астрид едва слышно вздохнула и вычеркнула последнюю строку с именем. Мягкие шаги по ковролину, и с другой стороны от меня присел Эль.
— Как успехи?
— Ужас. У нас нет Короля, нет Феникса. И даже Королевы нет.
— Я ставлю на Королеву Анастасию и пусть только кто-то скажет, что это ты решил ее продвинуть. Она была самым цивильным, что я услышала, да и голос у нее подходит под роль, так что все, — Астрид обвела в кружочек имя моей девушки и поставила рядом с ним жирный восклицательный знак. Усталость брала свое, и я все же положил голову на крепкое плечо своего друга, а тот в свою очередь растрепал мои волосы.
— У вас есть Король. Идеальный голос, идеальная внешность, так же безмерно любит Королеву. Чем вам не нравится Рой? — фраза Клиффорда, казалось, заискрилась молниями. Я тут же отпрянул от него и уставился с возмущением.
— Еще чего! Никогда в жизни! Король Солмердир играет главную роль во втором акте, на нем пятнадцать композиций, а я не пою! Нет!
Но на меня уже уставились другие четыре пары глаз — серо-голубые, со смеющимися искрами, зеленые, полыхающие лучами заходящего солнца, изумрудные, с толикой грусти и заинтересованности, и золотые, горящие злобой.
— Ты берешь шмотье и идешь пробоваться на роль, Ланкастер, — Лесси с силой расстегнула молнию чехла и вручила мне в руки шелковый белый костюм. — Быстро, я сказала! Это прототип, единственный, который я сшила.
От такого повелительного голоса становилось на самом деле страшно. Я на ватных ногах поднялся, взял дрожащими пальцами одежду и отправился в темную коморку. Так как освещения не было, кроме пыльного окошка, через которое на пол лился лунный свет, я не заметил старого рояля и запнулся.
Это был старый инструмент, возможно, переставший звучать с должным качеством, но ведь чем древнее рояль, тем больше историй он способен рассказать. Я положил ткань на крышку и опустил руки на клавиатуру.
Музыка наполнила маленькую комнатку, пальцы сами перебирали клавиши и выражали всю мою боль. В этой мелодии сливались мой страх, моя боль и мое желание показать всем, что я чего-то стою, и сумасшедшая композиция звучала вместе с сердцем и высвобождала на свободу внутреннюю энергию.
Я оставил всю свою боль в этой композиции и взял в руки костюм. Это оказалась лишь мантия, потому что Алессия не знала мерок актера, а потому решилась не рисковать. Я накинул на плечи белую ткань и всмотрелся в свои глаза через заляпанное зеркало.
Сердце билось внутри, словно птица.
«У тебя все в порядке, Рой. Успокойся» — как мантру, повторял про себя я и старался найти в этом напуганном взгляде страдающего Короля. И в самом деле, вдруг подумалось мне, я и мой герой действительно в чем-то были схожи.
Набравшись уверенности, я толкнул дверь и вышел на сцену. Свет софитов ударил по глазам, и пусть на меня смотрели лишь пять пар глаз, душа ухнула в пятки. Вся решимость внезапно растворилась, словно ее и не было.
— Я не буду петь.
— Рой.
— Я сказал, я не буду петь! — детская истерика подбиралась к горлу, а корона сжимала голову. Все мое тело затряслось, и Клиффорд мотнул головой.
— Ребята, он не станет.
— Тогда, пожалуйста, зачитай кусок из рассказа. Покажи что-нибудь, Рой...
И я показал, Элис. Я из Роя превратился в Короля, чье сердце разбилось на маленькие кусочки, кто настолько утопал в своей любви, что у него уже не хватало сил принимать верные решения. Я вложил в этот текст всю свою душу.
И потому в списке ролей Королем Солмердиром выбрали меня.

***

Все уже разошлись, когда вдруг я нашел возле автомобиля Анастасию. Девушка сидела в тени голых деревьев и явно пряталась от моросившего дождя. Но она знала, что я обязательно приду и затянусь сигаретным дымом, чтобы выпустить все волнение через медленное самоубийство никотином.
— Рой...
— Да?
— Ты ведь тогда позвал меня на свидание и не пришел. Почему ты забыл?
Я выронил сигарету, сделал к ней два шага и стиснул в стальных объятиях. Дождь усиливался, листва больше не спасала нас от ледяной воды, и мы так и стояли под ливнем, промокшие до ниточки я и моя любовь, моя хрупкая нимфа.
— Прости меня, — я убрал влажные пряди с ее лица и поцеловал в лоб. — Поехали ко мне? Только сначала мне нужно заехать в Белгравию, я давно не проверял мелких.
Девушка в ответ лишь прижалась сильнее.
Этот вечер был тихим, мы ехали в тишине и молчали, потому что слова были не нужны. С таким же молчанием мы пересекли и огромный сад до моего родного дома, и все это время я сжимал ее холодную ладонь в своей.
Но когда мы зашли, я вдруг замер и выпустил девушку, потому что услышал голос. Этот голос выходил из комнаты моего брата, Артур что-то пел в тишине и полном одиночестве, и это было не простое пение.
Это был голос, звучащий в моей голове все это время.

Это был голос Феникса.