Alone Together

Глава 5

Глава пятая или история о доме, бальных танцах и семье.

Развалившись от усталости в мягком кресле, я слушал музыку дождя за окном. Буря разразилась не на шутку — листья гурьбой летели с растущего рядом дерева, а студенты забивались под навес или заходили обратно в университет, чтобы скрыться от стихийного бедствия. В кабинете было так тихо, что я слышал тихое биение своего сердца и тиканье часов, висящих на стене.
Мистер Свифт сверлил меня взглядом, а вот отец пребывал в смутном настроении: уголки его губ опустились, а глаза озадаченно блестели, словно папа что-то старательно обдумывал.
Несмотря на обилие крови, я отделался несколькими ссадинами, а мой глаз даже не заплыл спустя несколько часов после бесполезной драки.
— Мистер Ланкастер, это уже третья провинность за последние три дня. Сделайте же что-нибудь!
— Мистер Свифт, будьте добры, помолчите. Это мой ребенок, и я сам с ним разберусь. Понимаю, что вас не устраивает подобное в вашем учебном заведении, но, уверяю вас, этого больше не повторится. Моральный ущерб мальчику будет возмещен.
Впервые отец стоял на моей стороне в подобной ситуации. Его ровный голос, напоминающий гладкую водную поверхность, стал медом для ушей ректора и подействовал самым лучшим образом. Мистер Свифт смягчился и участливо кивнул, поправляя манжеты на рукавах своей белой рубашки.
— Но способности Роя стоит направить в нужное русло. Он удивительно сообразительный мальчик, а я уже молчу о том, как прекрасны его стихи и музыка. Мистер Ланкастер, что скажете на то, чтобы наш университет организовал благотворительный вечер в виде конкурса театральных постановок?
— Звучит здорово, но как к этому всему относится мой сын?
— Рой мог бы стать режиссером одного из таких спектаклей. Разве нет?
— Да, звучит интересно, — папа многозначительно кивнул и поднялся, натягивая свой теплый плащ. — Тогда обо всем этом вы с Роем поговорите на следующей неделе, а теперь я был бы рад забрать своего сына. Не переживайте, мистер Свифт, спонсорский фонд будет обширен. Рой, идем.
Я медленно поднялся и застегнул пуговицы пальто. Из-за замедленной реакции смысл моего наказания еще не до конца дошел, и я медленно брел за отцом. На выходе из университета он открыл большой черный зонт и, обняв меня за плечи, пошел к автомобилю, уже расположившегося неподалеку от дворика. Мир еще болтался из стороны в сторону то ли из-за отсутствия полноценного сна и питания, то ли из-за утомления.
Папа усадил меня и сам устроился рядом. Глаза закрывались, я едва различал цвета, мелькающие за окном машины. Отец мерно дышал, положив мою голову к себе на плечо и аккуратно придерживая.
— Папа... Я хочу есть...
— Сейчас поедим, Рой. До дома недалеко. Я заканчиваю твое наказание.
Анастасия и ее взгляд, полный ненависти, заставили меня вздрогнуть. Я с трудом посмотрел отца и едва сфокусировал зрение. Если раньше он напоминал мне изящную скульптуру, то теперь я увидел седину в его черных волосах, морщинки в уголках глаз и усталость на лице.
— Не надо, папа. Я хочу научиться самостоятельной жизни. Я хочу пройти этот этап. Мне нужно стать лучше... Я... — тяжелая рука опустилась на мою голову, и я ощутил себя совсем маленьким ребенком, когда так же дремал у отца на груди и затем просыпался в своей теплой постели.
Из машины папа выносил меня на руках. По выходным он часто проводил время в спортзале или где-нибудь за городом, играя в гольф и крикет, поэтому сил у него было предостаточно. Я слышал, как начищенные туфли наступали на свежую листву, и листья, которые еще не до конца успели вымокнуть, хрустели под ними.
Стены родного дома так редко встречали меня. Чаще всего я избегал появляться на Элизабет-стрит или возле Белгравии вообще, потому что эти места навевали ужасную тоску, похожую на ноябрьские холода. Ты же знаешь, как противна эта слякоть в конце осени? Вот так и я ненавидел липкое чувство ностальгии.
— Сэр Уоррен, нужно что-нибудь приготовить? — голос нашего дворецкого не менялся. — Сэру Рою нужна помощь?
— Передайте, что нужно сделать его любимое блюдо.
— Будет сделано, сэр.
Мягкая постель так и манила в царство Морфея, но я изо всех сил старался оставаться в сознании, потому что еще одного такого дня без еды мой организм не мог выдержать. Папа вышел через приоткрытую дверь, а я широко распахнул глаза, чтобы веки не смыкались, и принялся с бешеной скоростью оглядывать такую знакомую комнату. Черно-белые оттенки — чистая классика — сочетались с роялем, который стоял у самого окна, откуда раскидывался чудесный вид на другие усадьбы и даже затрагивался кусочек Гайд-парка. Вернувшись к инструменту, я все же с трудом поднялся, откинул крышку и положил свои пальцы на клавиши. Кисти рук ужасно болели после ударов, но нажатие давалось им без особых усилий.
— Yesterday all my troubles seemed so far away*. Какими судьбами, братец? Господи, Рой, что с твоей рубашкой? — на пороге появился среднего роста светловолосый парнишка, натянувший серый свитер, и в его больших голубых глазах отразилась доля испуга. Мой младший брат по имени Артур, потерявший по дороге своих рыцарей и Мерлина, стоял, приоткрыв рот.
— Привет. Меня немного побили, но все нормально. Я даже без фингала пока, представляешь?
— Вот поэтому я ни с кем и не общаюсь, — он криво усмехнулся. — Ты идешь есть?
Не оконченная песня, один чудом не упавший брат и едва не мировой рекорд в беге на короткие дистанции, и я уже сидел за длинным столом. Паста в сливочном соусе дымилась прямо перед носом, и чувство голода так сильно впилось своими когтями в желудок, что я мгновенно схватил приборы — в бокалах сверкнуло серебро вилки и ложки — и принялся уминать, позабыв о всех правилах приличия.
Артур опустился на соседний стул и посмотрел на меня немного удивленно, но в его глазах уже начинали искриться смешинки. В своей домашней одежде и с растрепанными волосами он смотрелся очень по-детски, юношески, и я бы не дал ему и шестнадцати — но возраст брата уже как третий месяц перешел за отметку «восемнадцать». Лишь звучный низкий голос напоминал о возрасте — такой же точно был и у отца, и этот тембр, бархатный баритон, напоминал мне о любви к музыке, которая текла в наших жилах.
Обеденная зала встретила своим холодом и звенящей посудой папу в менее официальном наряде и Виталину, мою младшую сестру, которая дергала его за рукав и едва не слезно о чем-то просила. Густые каштановые волосы, убранные в небрежную косу, торчали в разные стороны, белая футболка болталась на тощих плечах, а карие глаза — жгучий янтарь, расправленный в солнце, — покраснели.
— Доченька, я тебе уже сказал, никаких самостоятельных посиделок с друзьями.
— Но, папа, я уже достаточно большая, чтобы ходить гулять одна!
— Виталина, это не обсуждается.
Сестра плюхнулась рядом со мной и окинула обиженным взглядом.
— Вот Рою можно все, ты вечно ему разрешаешь.
— Рой через пять дней окончательно станет взрослым, хотя первый порог этого он уже прошел.
— А Артуру?
— Артур тоже уже большой. К тому же, они мальчики, дорогая моя, поэтому наслаждайся своим ужином и не спорь с отцом. Приятного аппетита. Сынок, к нам недавно забегал Матиас и просил тебя приехать, как только будет время. Смотри сам, я просто сказал, — папа принялся разделывать мясо, а я отложил вилку, невольно обращаясь к своей памяти — худощавый ариец Мэтт, мой школьный товарищ и сосед по парте, имел привычку исчезать на несколько месяцев и затем возникать из ниоткуда, подобно самым странным желаниям.
— Хорошо. Спасибо. Я пойду наверх?
— Спокойной ночи, Рой, — Арти отправил в рот кусочек картофелины и расплылся в своей по-артуровски теплой улыбке. Я тоже приподнял уголки губ и скрылся в коридорной тени.
Прохлада помещений вновь окутала меня душистым туманом из ностальгии и легкой нежности. Два шага влево и приоткрыть большие двери — просторный хореографический зал представал во всей красе. Я коснулся выключателя и зажмурил привыкшие к темноте глаза. Зеркала в пол отражали мою фигуру в окровавленной рубашке, с растрепавшимися волосами и крайне побледневшим лицом.
Я был лишь призраком того мальчика, который так радостно смеялся и повторял движением за движением — его едва заметный силуэт еще скользил вокруг.
Влево и разворот. Все, как она говорила. Ноги помнили каждую позицию, я следил за образами и вторил им не столько телом, сколько продрогшей душой.
Когда в спину врезалась неприятная боль, я оперся руками о подоконник и посмотрел в окно. Мраморные особняки, едва ли загорающийся закат и последождевое небо. Как раньше. Как в старые добрые времена.
Стекло запотевало даже от самого легкого выдоха.
«Если я изменюсь, ты вернешься назад?» — мои пальцы цеплялись за ее юбку.
«Нет, милый, я не вернусь. Маме нужно уйти. Но она всегда будет тебя любить. Каждую секунду своей жизни...» — ноты Аппассионаты лились задним фоном вместе с шелестом распустившихся листьев.
Она сделала два шага влево и развернулась, а затем взяла и ушла.
Я изменился.
Но она выполнила свое обещание.
Поэтому я так сильно ненавидел возвращаться домой.

______________
*строка из песни группы The Beatles