Alone Together

Глава 7

Глава седьмая или история о том, как принятие своих страхов помогает бороться с ними, а еще о том, как сильно может один тихий вечер перевернуть в твоей голове абсолютно все.

Часть вторая.

Мерзкое зимнее солнце слепило золотистые глаза, путалось в светлых прядях и отскакивало зайчиками от звенящих тонких браслетов на запястьях. Алессия выправила рукав своего бежевого пальто, подушечками пальцев прошлась по приятной на ощупь бархатистой ткани и еще раз выдохнула. Она безумно сильно хотела просто взять и запрыгнуть на этот мост, в свете отливающий самым чистым оттенком белого мрамора, пройтись по его перилам, а того и глядя полететь вниз раненой пташкой — чтобы волны скрыли ее в своих объятьях, приняли и устроили в подводном царстве местной королевой — девушка едва ли помнила, в какой из сказок она прочитала это, но что-то из детства еще отдавало слабыми отголосками. Относительно этого момента Лесси могла воспроизвести в своей голове только кашемировый свитер, приятно прилегающий к коже, запах пряностей и низкий женский голос, читающий ей строчки.
Варенн разлеглась на скамейке и уставилась на кусок голубого неба над ней — к солнечным дням она, как и Эль, относилась весьма положительно, но и не испытывала обжигающей, словно расплавленное золото, стекающее по рукам, ненависти к пасмурной погоде. Да и Лондон она тоже не ненавидела — и иногда даже с удовольствием возвращалась домой из долгих утомительных путешествий. Когда луч попал прямо по глазам, Алессия фыркнула и резко подорвалась на месте.
Трава в парке уже начинала зеленеть, видимо, так благоприятно влиял на природу местный климат, и в летние дни художница часто приходила сюда с мольбертом, раскидывала на холстах прекрасные пейзажи и думала, что хоть где-то она по-настоящему хороша.
Девушка зевнула, прикрывая рот ладонью и начиная откровенно скучать, как вдруг на горизонте замаячила фигура в зеленом — она пронеслась мимо легким порывом ветра, и Алессия опять фыркнула — в этот раз более громко, чтобы спутница ее услышала.
— А! Вот ты где. Прости, я тут первый раз, — Астрид Миллс, о которой я неслучайно не проронил ни слова за последние часы своего рассказа, упала на лавочку рядом с моей лучшей подругой и протянула ей сверток. Алессия вытащила из кармана смятую купюру и пихнула знакомой в ладонь, параллельно разворачивая шуршащую бумагу и впиваясь своими ровными белыми зубами в хрустящий, теплый круассан с ветчиной. — Знаешь, вы с Роем оба любите ненормальные места встречи.
— Ага… — Лесси даже не заботилась о слышимости за поеданием своего обеда и продолжала говорить с набитым ртом. Мать за это по меньшей мере наорала бы на нее — ведь приличные леди не произносят ни слова во время своих скудных приемов пищи. А уж когда Мари видела, чем питается ее старшая дочь, то тут же начинала вести длинную лекцию на повышенном тоне, потому что не терпела ни единого изъяна в себе. А как ответственная родительница, миссис Варенн считала себя просто невероятно обязанной держать этим идеалам и двух своих дочек. — Это его вон, довело до больницы.
— Кстати… Как у него дела?
— Я похожа на человека, который общается с мертвыми? — эта железная, похожая на терпкий американо с толикой пролитой в него крови, фраза была настолько привычно-повседневной, что наивная Астрид побледнела в одну секунду, ее зеленые глаза расширились от ужаса, в них мелькнул тусклый блеск, а потом взорвался разноцветными всплесками фейерверков волнения, и пальцы стали подрагивать, выдавая свою хозяйку едва не с поличным — и если я контролировал каждую белозубую улыбку, Элайджа крепко сжимал кулаки и прожигал собеседника огненным взглядом, в котором плескалась сапфировая лава, а Лесси просто могла высокомерно приподнять свой подбородок, то Миллс плохо умела скрывать эмоции и при любом, даже самом крохотном испуге едва не обхватывала ладонями свою довольно мудрую голову.
— Что… — на полувыдохе прошептала она срывающимся голосом, его высокие нотки зазвучали будто пение птиц из старого французского мультфильма, и этот призрачный ореол из дыма и иллюзий окутал весь образ скрипачки с головой, он проник в каждую клетку ее юного сознания и затуманил разум. Алессия среагировала весьма скупо, как всегда делала это с довольно незнакомыми людьми, и хоть Астрид вызывала в ней большую долю симпатии (насколько, конечно, моя драгоценная Королева могла ее испытывать), но сегодня что-то колкое упало на кончик языка художницы вместе с тем круассаном, который она с аппетитом умяла буквально за пару мгновений, и потому с ее пухлых губ срывались самые жесткие выражения.
— Успокойся, — Миллс непроизвольно сморщила нос, когда шершавую бумагу просто грубо свернули и швырнули в мусорку со всеми характерными звуками; как талантливый музыкант, она реагировала на любые шумы, и ее абсолютный слух улавливал каждый децибел, раздающийся среди симфонии этого города. Да, она была совершенно новой, но в то же время звучала как все те мелодии, что Астрид привыкла слышать, покидая свое жилище и отправляясь бегом к метро.
Обертка ударилась о стенку мусорного бака и сразу же свалилась рядом, в зеленеющую траву, от которой тянуло едва уловимым ароматом наступающей весны. Лесси же, манерно расправив рукава своего пальто, раскинулась на скамейке и нарочито медленно, будто смакуя каждое свое слово, продолжила: — Он в себя приходил. Дышит сам. У меня странный юмор и крайне паршивое настроение, прости.
Астрид неловко кашлянула. Я никогда не знал, что было в голове у моей коллеги по спектаклю — но на ее обычно добром лице выражалось явственное неодобрение действий Лесси. Если бы мы сидели там, я бы на деталях смог разобрать тебе спутанные эмоции — как девушка морщила лоб, чуть опускала уголки губ и чрезмерно часто делала вдохи, не сразу давая углекислому газу покидать свои легкие, чтобы он мог воссоединится с воздушной средой, как я становился единым целым с музыкой каждый раз, когда садился за рояль и касался его нежной клавиатуры своими пальцами. Но одно качество, имеющееся в характере Миллс, все же превышало все наши манипуляции. Тактичность. Слово, почти незнакомое двум моим друзьям. Мой рыцарь в кожаной куртке всегда шел вперед напролом, брал крепости измором и внутренней силой, а прекрасная правительница лишь парой взглядоа рисовала перед взором облака и утопала в них, пока этот момент беспечности не рушила гроза, сошедшая с ее узких ладоней.
И эта слишком медленная картина продолжалась бы еще долго, если бы Астрид все же не решилась избавиться от звенящей тишины:
— Алессия… Ты меня извини, пожалуйста. Но у меня немного странный вопрос. Почему ты… позвала меня?
Она ждала, чего угодно. Приказного тона, скучающего взгляда золотых глаз, в которых можно было утонуть, а то и свариться заживо. Манерного жеста, резкости или молчания. Но Алессия не хотела даже вступать в сегодняшнюю игру престолов и просто дала ответ:
— Ну. Не ныть же мне этому накачанному идиоту, который Элайджа. После него и Роя ты единственное, что хотя бы напоминает мне отдаленно хорошего знакомого. Хочешь кофе? — девушка оторвала свое внимание от маленьких изумрудных ростков на грунтовой почве и принялась за новое дело — судорожно искать что-то в своей черной сумке, лаковая поверхность которой особенно ярко сверкала на белоснежном свету и дразнила рецепторы, подобно своей хозяйке, заставляя ее собеседницу с глазами цвета этой самой травы хмурить брови. Астрид смотрела на Варенн и не совсем понимала, какого в этот раз спектакля ей стоит ждать — вот о чем я и не догадывался, так это об умении скрипачки видеть практически всю фальшь, но я точно был уверен в отсутствии у нее навыка манипулирования как такового. Поэтому эти мысли закружили над головой, словно мухи над трупом, и светловолосая замотала головой. Она потерла виски, выдохнула и посмотрела на аксессуар в руках Лесси. Миллс не знала, что это был за бренд, но почему-то не сомневалась, что художница наверняка схватила из магазина самое дорогое, что могло попасться под руку. Потом она оторвалась от созерцания такой непривычной для ее восприятия фигуры и снова вступила в этот пустой диалог:
— Если честно, вы все помешаны на нем. Рой так точно, он, мне кажется, живет на одном кофе.
— Больше, чем латте с корицей, Ланкастер любит только напиваться и страдать. Хотя он и без алкоголя вечно драматизирует, — самодовольно хмыкнула Алессия, и в этот момент солнечные лучи упали на ее прекрасное лицо — кристаллики пудры вспыхнули на персиковой коже, это мягкое сияние перешло от скул выше — в уголки глаз, откуда разошлось по всему взгляду, а потом проникло в радужку и подсветило охристый оттенок так, что тот стал вне сомнения золотым. Такая игра света происходила довольно часто, но в особые моменты — как в тот день — Лесси была естественно-прекрасна, без приторных масок и игр с силами природы.
Я ловил их где-то раз в неделю — и с трудом сдерживал ком в горле, потому что в ее взгляде видел янтарь, и мне снова вспоминались май, ветер и зеленеющая листва. И пускай все мое нутро тянулось к девушке — я не мог переступить через себя, дорогая Элис. И потому никогда не видел в ней никого больше, чем верного друга.
Лесси обижалась. Она знала, что красота поэта из семьи юристов захватывала мой дух гораздо сильнее, нежели ее драгоценная привлекательность. Но если Алессии еще можно было найти эквивалент в виде моей матери, то таких, как Максим Блант, я еще никогда не встречал — ему стоило просто томно вздохнуть, взмахнуть своими длинными пушистыми ресницами и перевести изумрудные очи на лунное небо — у меня все внутри просто сворачивалось от того, насколько прекрасным он был.
И если кого-то из нас и можно было назвать искусством, это точно был мой муз по имени Макс. Может, поэтому ее сердце так болезненно сжималось при его виде и по сей день, но Алессия Варенн бежала от этих чувств, как от огня, и потому старалась игнорировать каждую мысль в своей голове. Она задумчиво потрясла пачку с сигаретами, но та невовремя опустела, и по одному только сочувствующему взгляду своей собеседницы художница поняла, что от той подачек ждать не стоит — видимо, девушка больше заботилась о своем здоровье, чем мы. Королева похрустела пальцами, поправила свои золотистые браслеты на запястьях и снова обратила внимание к Астрид. Она какую-то долю мгновение всматривалась в ее глаза, в которых ореховыми бликами переливалось недоумение, на заостренную форму лица, слегка курносый нос и румянец на щеках — а потом вдруг резко пододвинулась, схватила девушку за подбородок и настойчиво, нагло поцеловала.
Миллс едва не свалилась с лавочки, схватила Лесси за плечи и попыталась отодвинуть от себя, но упорная Варенн была сильнее ее раза в два и весила больше на двадцать, а то и больше фунтов.
Я хорошо знал, что это такое, когда тебя целует она. Этот приторный вкус ванили на кончике языка, овевающий тебя тонкий аромат французских духов, и невероятное ощущение свободы внутри. Лесси скользила своими ладонями по всему телу, ее жадные руки забирались под рубашку, проходились по всем чувствительным местам в виде шеи или щек, и ей практически нельзя было противостоять — в такие моменты внутри разгоралось бешенное желание, похожее на взрыв кометы, и ты забывал обо всем, кроме Алессии Варенн, находящейся с тобой в такой близости. Я не знал, испытывала ли это Астрид, но наверняка все ее тело дрожало не столько от испуга, сколько от непонятных ощущений, электрическим током отдающихся на кончиках пальцев.
Лесси редко испытывала подобное в ответ. Конечно, иногда мне удавалось разбудить в ней искру — даже несмотря на то, что я никогда не был любителем погулять на одну ночь, я имел неплохой опыт с анатомией и тем более с человеческими чувствами; ведь не зря меня звали эмоциональным манипулятором — я изредка брал положением, чаще всего заходил издалека, дергал за тоненькие ниточки людских симпатий и уже через несколько недель видел их ясные улыбки по отношению ко мне. Может, именно поэтому иллюзия счастья в моем присутствии была для нее особенно яркой, и потому мы продолжали держаться вместе. Как зависимые, которые когда-то подсели на наркотик под названием «любовь» и теперь судорожно искали его более доступный аналог.
Лесси думала об этом, сжимая своими руками острые плечи девушки, но ей было пусто. Когда Астрид удалось вырваться, подруга тихо хмыкнула, а потом не выдержала и расхохоталась — и пускай со стороны это казалось насмешкой, но внутри у Варенн снова образовалась черная дыра, сметающая все на своем пути.
Она одернула пальто и закинула ногу на ногу.
— Честно, я думала, ты лесбиянка.
— Ч…Что? — Миллс откашлялась и принялась судорожно вытирать блеск со своих губ. Его щеки горели огнем рубинового солнца, а глаза метались из стороны в сторону — помещать в смущение Лесси не составляло никакого труда, она делала это едва ли не щелчком своих пальцев. Девушка выдохнула и мотнула головой. — С чего ты взяла?
— Ты вечно ходишь в закрытых вещах, не пользуешься косметикой и у тебя короткие ногти. Я ставила на то, что ты либо работаешь в эскорте, либо по девочкам. Если тебе интересно, я у нас тоже не особо натуральный экспонат, — острый взгляд встретился с мягким, и зеленые зеницы в одну секунду метнулись в другую сторону. У Миллс пересохло в горле, и она снова сдержанно кашлянула.
— Алессия, извини меня, пожалуйста, но ты какая-то ненормальная сегодня. Если тебе так интересно, я не знаю, кто я, но у меня были только парни. И симпатия к подруге в девятом классе. А ты просто бешеная… И ногти у меня короткие, потому что я играю на трех инструментах, — девушка на всякий случай увеличила дистанцию между ними, а Варенн запрокинула голову, отчего ее светлые локоны растрепались, и звонко, переливисто засмеялась. И пока эта весенняя капель разносилась над всем солнечным городом, художница просто ничего не чувствовала. Она смеялась, и ей снова было пусто. Ей снова было никак.
Со стороны смотрелось иначе — губы горели, грудная клетка вздымалась от хохота, и образ веселья нельзя было отличить от подлинника, не зная оригинала. Видеть такой сдержанную и холодную Алессию Астрид явно не привыкла.
Художница вдруг дернулась от своего наваждения, резко выпрямила изящную спину и в очередной раз за эти минуты одернула пальто. Она смерила спутницу серьезным взглядом, пытаясь читать ее испуг иначе, но потом только закатила глаза, когда осознание обрушилось на нее градом — в Астрид не было фальши. В ней не были ни толики лжи.
— А если серьезно, поднимай свою задницу.
Варенн поднялась с лавочки и размяла затекшие ноги, ее слегка уставшее тело ныло в каждой клетке, но отсутствие чувств внутри позволяло ей делать с ним ужасные вещи. Иногда Лесси молилась, чтобы ей стало больно хоть где-то, кроме сердца.
Но пока почему-то не могла найти способ, который бы заставлял проливать ее прозрачные жемчужины слез.
Миллс сидела на лавочке, запихав свои руки в карманы и чуть сжав их, она не понимала, что творится в этом безумии, и в тот момент королева вдруг осознала одну вещь. Она наклонилась к скрипачке, пряди светлых волос защекотали румяную кожу.
— Дай угадаю, в школе была такая же стерва, которая над тобой издевалась?
— Ну. Была. Я не обращала на это внимания, — Астрид чуть безразлично повела плечами и впервые за столько времени улыбнулась, даже не зная, сколько чувств она в этот момент затронула на струнах души Алессии. Та опустилась перед ней на корточки и вцепилась своими пальцами, унизанными кучей драгоценных колец, в колени знакомой. — Алессия?
— Астрид, я вижу, почему Рой нашел в тебе друга.
— Но...