Alone Together

Глава 1

Часть вторая.

Глава первая или история о тайнах, сокрытых мраком, газетных заметках и дружбе на всю жизнь.
Часть вторая.

Тут-то Эль и увидел их.
Фотографии. Многочисленные цветные снимки меня и моих друзей; нас на вечеринках, пьяных и потерянных; нас в путешествиях, счастливых и вдохновленных; нас в ресторанах между разговорами по поводу учебы; нас в гостях, погруженных в разговоры и дискуссии; нас просто на общих лекциях, с заспанными глазами и скучающими лицами.
Парень опустился на колени и взял одно из изображений, где я и Эль, потерянные в собственном сознании, разговаривали на даче у Албермарлов; а Алессия громко рыдала, и золотые тени лились по ее впалым щекам.
— Боже... — Клиффорд медленно поднял голову на девушку. Брюнетка, казалось, испугалась не на шутку. Ее чуть овальное лицо резко побледнело, пухлые губы приоткрылись в беззвучном крике, а брови, подведенные черным карандашом, взметнулись вверх. Затем Ванесса сделала несколько шагов назад, а потом бросилась бежать прямо на своих лаковых каблуках красного цвета, подстать помаде. Шпильки грозились согнуться с любой момент, но адреналин так сильно окутывал ее разум, что девушка убегала, как только могла. В нашем английском языке есть выражение «run for your life»*, что означает нестись так, как будто за тобой следом идет смертоносный убийца. Так она и мчалась по пролетам и коридорам.
Элайджа сидел с фотографией в руках еще долгие две секунды, а потом среагировал, как гепард, и бросился за своей добычей. Парень вылетел из здания и кинулся следом за убегающей девушкой, которая неслась прочь уже босиком, потому что шпильки не выдержали такого напора и, очевидно, переломились.
Но эта гонка определенно имела своего победителя, и Клиффорд догнал ее и попытался схватить за рукав блузки кремового оттенка, но ее хозяйка ловко увернулась и успела забежать в двор.
Эль заорал и ринулся вперед.
— Стой! Я сказал, стой! Ты все равно не убежишь от меня!
Ванесса затормозила около лужи, а затем покачнулась и свалилась прямо в нее с громким всплеском. Ткань блузки мгновенно пропиталась водой и потемнела, прилипая к коже, и девушка взвизгнула от холода и неприятного ощущения, а потом от боли, когда ее подняли рывком и прижали к стене. Элайджа крепко сжимал запястья незнакомки и уничтожающим взглядом смотрел в ее глаза. Они были совсем темными в зрачка и слегка светлели по краям, что создавало красивый переход, и, будь Эль художником, он был обязательно оценил данный цветовой спектр, но писатель внутри него сейчас уснул и выпустил ту личность, которую обычно закрывали на множество замков. Такие же глаза были у Эмили, и всего на мгновение он утонул в своих воспоминаниях, однако, быстро успел очнуться и чуть тряхнул виновницу.
— Вот и попалась.
— Отпусти! — закричала в ответ та, и в ее голосе слышались нотки настоящего страха, но не животного, а скорее за репутацию или образ; Эль сразу слышал подобные крики, потому что когда-то сам знал это чувство.
— Ты из «Вестника»! Я так и знал, что с тобой что-то не чисто! Кто написал эту статью?
— Я не знаю!
— Врешь!
— Я не знаю! — второй раз закричала брюнетка и со всей силы долбанула Эля ногой в колено. Парень сморщился, когда раздался резкий неприятный хруст, но с места даже не сдвинулся, хотя боль заставляла ушибленный состав буквально гореть. Ванесса не прекращала попыток освободиться и теперь начала визжать, громко, с лучшей манерой опытной актрисы. Когда кто-то со стороны улицы повернулся, Элайдже не пришло в голову ничего более умного, как заткнуть эту мерзавку поцелуем, чтобы она не орала. Это вновь вернуло его в те времена, когда он и рыжая Эмили сидели в парке на лавочке, и он перебирал ее волосы и периодически с нежностью касался губ. Этот же поцелуй был не таким, без любви, скорее, с ненавистью, с желанием причинить боль, и Элайджа в забытьи схватил ее за волосы, чуть оттягивая их назад. Иногда Эль и вправду пропадал в омутах собственной памяти.
Первокурсница, очевидно, растерялась, и Клиффорд резко оторвался и вытер одной рукой красную помаду со своего рта. Эмили никогда не красилась в настолько темные цвета, и потому яркие полосы на коже ладони слегка резали взор.
Да черт с ней, с этой Эмили.
— Тьфу. Что ты жрала? — Элайджа сморщил нос и выдохнул. Его щеки все еще горели от воспоминаний о прежней своей любви, хотя эта наглая особа в короткой юбке и его скромная писательница ну никак не сходились характерами и внешностью.
— Кто бы говорил. Отпусти меня! Я начну кричать!
— Кто написал статью? Просто скажи, и я отстану. Мне нужно знать, кто это сделал, — парень прекратил кричать и сделал глубокий вдох, пока кислород вновь растворялся в его крови и на этот раз утешал и позволял привести мысли в холодный порядок.
— Я не знаю! Отпусти меня, идиот!
Элайджа, наконец, разжал ладони и отошел от Ванессы на несколько шагов. Та озлобленно поправила свои волосы. Теперь весь ее пафос куда-то исчез — в порванных капроновых колготках, без обуви, в мокрой блузке и сваливающейся юбке девица выглядела куда более ребенком, нежели со своим надменным взглядом в коридорах университета. Ее волосы растрепались и из ровных прядей стали лохматыми, помада размазалась по всему лицу, а тушь потекла.
— Псих, — со злобой выдохнула она, и Элайджа отчасти согласился с ней у себя в голове, но с его губ сорвалась совсем другая фраза:
— А ты тупая сплетница. Что, папочка на неделю не дал денежек? Ой, какая жалость, я не купила себе сумочку Prada!
— Кто бы говорил! Я такой неприступный! Я такой холодный! — Ванесса выпрямила спину и сделала ровное лицо, чтобы быть максимально похожей на Эля. Правда, в таком виде это смотрелось несколько смешно, но вот Элайджу данный жест только выбесил еще больше.
— Шмотки дорогие, а вот сама ты дешевка. Я с тобой еще поговорю. Auf Wiedersehen!
— Au revoir!** — крикнули ему в ответ. Эль запихал руки в карманы куртку, сморщился от покалывающего ощущения в колене и вышел из двора. Шумная улица вновь охватила его в свой бесконечный концерт из звуков моторов, разрезающих тишину, и людским голосов, но он не слышал этой мелодии.
В его голове звенели соборные колокола, и гнев заполонял душу Элайджи Клиффорда все сильнее. Везувий внутри вновь разгорался, и его кора трескалась все сильнее, пока лава бурлила и кипела в самом жерле.
Эль терялся в своих эмоциях, как когда-то потерялся в жизненных событиях, и без фонаря не знал, куда идти дальше. Этот фонарь имел имя и лежал в больничной палате, пока все вокруг носились в вечном карнавале жизни.
Элайджа сделал глубокий вдох и сморщился, потому что на душе было так мерзко, словно он снова услышал крик, разбудивший всех посреди ночи, и внутри вдруг все похолодало.
Элайджа утопал в своей памяти.
И в его сердце, растрепленном настолько, что никакие ножи больше не могли его ранить, потому что лезвия проходили сквозь мягкую ткань слишком легко, зарождались едкая жажда мести и чувство тоски, такой ужасной, что иногда не хотелось даже жить.

Элайджа прикрыл глаза и сделал медленный вдох, как вдруг телефон в его карман зазвонил. Эль открыл глаза и прижал трубку к уху.
— Отец?
— Элайджа. Приезжай домой. Я, кажется, знаю, кто убил Роуз.

Телефон упал у него из рук.