Alone Together

Глава 9

Глава девятая или история об отблесках пламени, драконах, золоте и мгновениях, которые заставляют чувствовать себя живым. (продолжение)

Солнце таяло и растворялось в моих глазах каждый раз, когда ночной дурман опускался на город и раскручивал цветной зонтик — на людей сыпались прямо с потемневших небес серебристые искры сонливости и предстоящих приключений в десятом измерении.
Когда я ощущал, что это чувство уже вот-вот проберется прямиком в мое бумажное сердце, то позволял мнимой лазури в глазах разъедаться по краям и становиться самым настоящим янтарем.
Обычно эту резкую перемену во мне могли замечать немногие — только те, кто знал, в чем лежит причина конфликта между разумом и эмоциями, что во все этом виноваты высокий мужчина с крепкими плечами, от одного взгляда которого застывали любые лгуны, и прекрасная женщина, красивая и смеющаяся, как фарфоровая кукла из второй половины двадцатого века. Иногда у меня возникало такое ощущение, что внутри кто-то установил весы Немезиды*, поместил в каждую чашу осколки драгоценных камней их внутренних миров и теперь смиренно наблюдал в ожидании, что одна из сторон окажется сильнее.
Ты знаешь, Элис, мне всегда казалось, что помимо содержавшихся в людях золотых сундуков, бумаги, морских всплесков или даже шума грозы за окном, в них есть еще и другие частички, и одна из главных задач человека в жизни: научиться находить между ними баланс.
По обыкновению, я позволял груде чистейшего синего льда, посыпанного обсидиановой пыльной крошкой, поднимать эти несчастные солнечные частички едва ли не до самого потолка, такими легкими казались.
Но стоило свободе коснуться моей души, закружить в своем мягком танце, как лучи во второй половине характера становились сильнее, из маленьких кусочков когда-то сверкающего рядом светила они превращались в маленькие зеркала, и тогда чаша со льдом непроизвольно поднималась вровень с противоположной — мои разум и сердце обретали равновесие, и внутри останавливался бесконечный юный ураган.
Я понял это, когда смахнул дождевые капли со своего лица и вновь осмотрел ночной город — с высоты даже в несколько этажей весь проспект оказывался словно на ладони, его огоньки переливались рождественскими гирляндами, и от этого мое бумажное сердце успокаивалось. Сигарета, зажатая между двумя пальцами, нещадно дымилась и улетала белым пеплом прямо за границу открытого окна, что заставило меня сделать еще одну затяжку и с блаженством выдохнуть.
Обстановка в этой просторной квартире с еще не до конца оформленным ремонтом благоприятно окутывала мои напряженные нервы и обволакивала их спокойным вечерним сиянием.
Когда сзади раздался звук поворачивающейся ручки двери, то на балконе показался хозяин дома. Он сложил руки в карманы собственных брюк, приулыбнулся и слегка наклонил голову вбок.
— Что? Правда ожидал, что мы пойдем пить в Сохо? — его чарующий голос напоминал мне звон семейного серебра о бокалы, шорох бархата при прикосновении к нему, и воздействие этот человек оказывал на людей точно такое же, как два этих материала — вдохновляющее, облегчающее и успокаивающее.
Вся спесь, что скользила в нем в салоне дорогого автомобиля, куда-то испарилась, улетела вместе с холодным осенним ветром, и теперь мне казалось, что я вижу настоящего Максима Бланта рядом — без излишней фальши, напускных облаков черного дыма и изысканного блеска драгоценных металлов. Его истинная аура походила скорее на нежно-розовый закат, обращающий на себя все людское внимание.
«Актер» — пронеслось в моей голове. — «Не король, не дракон, не сундук с золотом... Актер, который чувствует, что хотят от него люди, и выпускает это наружу...».
Ведь и вправду, Элис... Все эти его мелькающие между собой образы и картинки скорее оставались лишь приторными кратковременными иллюзиями, и Блант ясно дал мне это понять эпизодом в обеденной зале. Он придержался за перила, положил голову на руки и тоже устремил вперед взор, в котором теперь мелькали свободные просторы шотландских полей, зеленая трава длинными стеблями ложилась к земле, чтобы уступить место страннику-ветру и затем подняться и вновь устремиться к пасмурному небу.
Я невольно приподнял уголки губ, потушил почти закончившуюся сигарету о стенки серебристой пепельницы и вздохнул.
— Ожидал.
— Ну, по сути, это тоже почти Сохо, — повел в ответ плечами мой новый знакомый, выпрямился и бросил взгляд на площадь перед нами. Пусть и находящаяся достаточно далеко, она мерцала в ночи электронными табло и подсвечивающимися резными фасадами домов. — Мне очень нравится этот район. Здесь иногда бывает шумно, но это почти сердце города.
— Ты один живешь? — я развернулся в сторону выхода с балкона, где в темноте белели стены. Максим повторил мой жест, сложил руки на груди и помотал головой.
— Если бы. Мне подарили квартиру на восемнадцать, а живу я до сих пор с родителями. Кстати, о родителях... — мелькнул экран телефона, и юноша старательно принялся набирать текст. При этом он закусывал нижнюю губу в состоянии особой задумчивости, между темными бровями пролегала небольшая складка, и это выражение вовсе не портило прекрасного лица, выточенного мастером из прошлого столетия.
Макс очевидно ощутил мой пристальный взгляд, в очередной раз за этот день изучающий его внешнюю составляющую, а потому аккуратно убрал средство связи обратно во внутренний карман пиджака и, не отводя изумрудных глаз от моих голубых, вопросительно повел головой.
— Что?
— Тебе часто говорят, что ты очень красивый?
— Да не часто, — как-то неровно бросил он, на мгновение закрывая веки и словно стараясь спрятаться от окружающего его мира. — Зато часто преподносят это так, как будто у меня других преимуществ нет. Как будто все старания неважны, все достанется за «красивые глазки». Но это последнее, о чем я хочу говорить. Пойдем, нас заждалась дама.
Максим мягко надавил подушечками пальцев между моими лопатками и вынудил отпрянуть в сторону дверного проема. Не по своему желанию покинувший уютное пристанище, я с кислым выражением прошел до уютной кухни с белоснежным гарнитуром, опустился на стул возле малышки Нии, уже успевшей задремать в столь привычной для нее тишине, и в ожидании уставился на Бланта. Тот осторожно, с ювелирной точностью извлек пробку из бутылки белого французского вина и постарался почти беззвучно разлить его по бокалам, чтобы резкий всплеск вдруг не всполошил сдавшуюся в объятия сна Королеву Фей. Моя подруга свесила голову себе на плечо, каштановые локоны растрепались и теперь закрывали половину ее миловидного лица, а сама девушка судорожно вздыхала.
— Я унесу ее в гостевую, — невесомый шепот слетел с губ юноши, и он удалился вместе с Виренией на руках, а я только обхватил пальцами холодную ножку высокого бокала и пригубил немного напитка — слегка горчащий на кончике языка, он медленно начинал раскрываться как ночной цветок, улавливались невесомые нотки корицы, чайного дерева и миндаля. Вино мягко скользило по хрусталю и совсем не заставляло морщиться от отвратительного послевкусия.
Я развернулся вполоборота, устремляя внимание на новый открывающийся вид из двустворчатого окна около северной стены — ряды ровных белоснежных особняков, на которых теперь сияли вывески отелей и ресторанов, одним сплошным потоком сияли в никогда не засыпающем городе. Иногда мне казалось, что мой родной Лондон — измученный странник в дорогих одеждах, так отчаянно желающий хоть на секунду закрыть глаза и раствориться в воспоминаниях, но его вечно изголодавшиеся по ностальгии и страданиям жители забирали любую возможность. Я и сам был таким — вечно в меланхолии, ищущий те места, где воздух помнил мое счастливое дыхание**, бродил по знакомым улицам и ни о чем не думал.
На плечо легла холодная ладонь — Максим слегка сжал его, его лицо оказалось слева от моего, и парень вздохнул.
— О чем думаешь?
— О Лондоне. Всегда было интересно, о чем он говорит по ночам, — я усмехнулся, сделал еще один глоток того чудесного вина и откинулся на спинку стула, возводя глаза к потолку. Моя привычка смотреть в полуотражающие поверхности пошла именно с тех лет — это давало хоть какую-то мнимую надежду на сохранение контроля, пускай и такую же слабую, как огонек на ветру.
Приятель опустился рядом, взял свою нетронутую порцию напитка и выпил сразу целиком — видимо, ему начинало докучать размеренное звучание часов на стене, еле слышимый гул машин с проспекта за окном, а еще абсолютное царство тишины в его пустой белой квартире. Макс пару мгновений молчал, размышляя о чем-то совершенно своем, а потом выдохнул:
— О чем Лондон говорит по ночам? Какой интересный вопрос... Никогда раньше его не слышал, — честно признался он. Я поднялся, чтобы вновь наполнить бокал, а потом повел плечами.
— Я просто слишком люблю этот город, вот и все. Здесь самые удивительные истории и люди.
— Слишком много тумана, — мягко улыбнулся Макс, а потом снова закрыл глаза и замолчал.
Я рассматривал человека напротив и даже ума не мог приложить, что творилось в его голове, когда он тяжело вздыхал и зачем-то клал руку на предплечье, скрытое шелковой тканью рубашки, потом в очередной раз разглядывал потолок и возвращался в лабиринты из мыслей.
Это всегда было так странно — сидеть рядом с кем-то еще незнакомым, потягивать сладковатое вино и задумываться, сможете ли вы однажды все-таки стать друзьями.
Семнадцатилетний Рой еще не знал, что его ждет далеко не одна такая встреча: ему предстояло провести не один вечер за работой над проектом с беззвучным привидением Кристофером и таким неуклюжим, но располагающим к себе Марком. Что один случайный разговор на крыше очередной высотки заставит по-другому относиться к смешному парню с глазами оттенка теплого меда, а сутками позже всего лишь одна ночь, проведенная в обществе прекрасной светловолосой девушки обернется крепкой дружбой на всю оставшуюся жизнь.
И, конечно, я понятия не имел, что однажды грубиянка с цветными волосами больно вдарит свой крепкий кулак прямо мою грудную клетку, ухмыльнется и буквально вытянет уважение к своей личности.
Да и тот парк, где лежал человек в черной куртке с простреленной головой, маячил еще только на горизонте, поэтому я продолжал сидеть в кромешной темноте в квартире Максима Бланта и еще даже не догадываться, как сильно ход событий ускорится и изменит всего меня с ног до головы.
Бутылка постепенно опустошалась, блеск в глазах Макса только усиливался, как и мое желание спрятаться от всех в мрачной комнате родного особняка, но вместо этого я только поднялся на шатающихся ногах и прошептал:
— Я схожу проверить Нию, ладно? — на это гостеприимный хозяин только кивнул, извлек из запасов новую порцию дурманящего напитка, а стоило мне пересечь порог, как он вдруг выдал:
— Рой, если ты боялся, что я твой конкурент, то не бери в голову. Я и пальца твоего не стою.
Я застыл, словно глина под воздействием высоких температур, каждая мускула в теле напряглась, но голова отказывалась слушаться и просто не поворачивалась в сторону Максима.
Я только и услышал, как юный Актер улыбнулся и совсем тихо добавил:
— Я уже видел тебя однажды, просто Король.

И пускай в моем разуме все еще долгое время оставались идеи о бумажных людях, воспоминаниях о непокоренных высотах, мысли о драконах и охраняемом ими золоте, в то мгновение я резко ощутил в себе желание двигаться дальше и освободиться от оков сомнительного прошлого.
Быть может, всему виной все же и были осколки янтаря в моих голубых глазах, но я оставался спокоен.

Потому что именно в тот сентябрьский вечер две тысячи восьмого года Рой Ланкастер понял, что это — начало чего-то удивительного.
Чего-то, что несомненно собиралось изменить всю его жизнь.

*Немезида - в древнегреческой мифологии крылатая богиня возмездия, карающая за нарушение общественных и нравственных порядков. Ее часто изображают с завязанными глазами и с весами с двумя чашами в руках
** «У каждого есть такие места, забыть о которых невозможно, хотя бы потому, что там воздух помнит твоё счастливое дыхание» — цитата Эриха Марии Ремарка