Alone Together

Глава 17

Глава семнадцатая или история об одном разбитом сердце и черных розах на запястьях.

Дни тянулись за днями — вскоре дороги занесло мелким снегом, похожим скорее на стиральный порошок, нечаянно просыпанный на паркет, нежели на настоящие сугробы, которые я видел в ночном сиянии среди ледников чуть подальше Рейкьявика*. Серебристые снежинки светились миллионами огоньков, и я просто стоял под огромным звездным небом и мечтал, чтобы эти мгновения никогда не заканчивались.
Минули года, но эти секунды остались навеки в моем сердце.
Ноябрь растворился, как кубик льда в стакане с виски, и его место на пошарпанном троне занял декабрь с предпраздничной суетой и вечными пробками на выезде из Лондона. За эти недели я тщательно работал над своими оценками и спектаклем — голос Артура с каждой репетицией становился все звонче и звонче, на его лице расцветала уверенная улыбка, а глаза горели.
Я все также по привычке отвозил Анастасию домой, смотрел в ее серебряный взгляд, в котором больше не искрилась боль, и ничего не ощущал. Будто кто-то вырвал сердце из моей когда-то пылающей груди и вышвырнул его на асфальт, как по весне. И цепи вины с каждой встречей сжимались крепче вокруг шеи.
Но что я мог поделать со своей внезапно исчезнувшей любовью, Элис?
За все это время я вдруг стал совершенно другим человеком. Ответственным, спокойным и рассудительным. У меня открылись глаза на многие вещи из прошлого — например, на отголоски действительно агрессивного поведения моей девушки, на разлаженность в нашей небольшой компании, на то, что на самом деле мне не нужно было каждое утро натягивать маску нахала, чтобы люди со мной считались. Оказывается, со мной и так хотели общаться.
В принципе, рутина была одна и та же: я поднимался в семь часов, готовил завтрак для брата и сестры, ждал, пока их увезет водитель, затем пил кофе и выкуривал сигарету. Добирался до университета без опозданий, по дороге подхватывал Лесси или Максима — разговаривал с ними лишь о предстоящей премьере и о некоторых новостях. Не прогуливал занятия, не вспоминал о материном письме и иногда пытался дозвониться до папы — лишь изредка получая в ответ короткие сообщения. Завтракал-обедал в ресторане пастой карбонарой и запивал это все очередной порцией латте с корицей, иногда пересекался там с Ванессой и пару раз даже помог ей с проектом по журналистике. Между делом читал новости «Вестника», в которых в последнее время не было ничего интересного. После обеда ехал до театра, там за час до репетиции встречался с Астрид и курил с ней на лавочке в Сент-Джеймс парке в полной тишине. Затем я на три с половиной часа превращался в Короля Солмердира в шелковой белой мантии и со сверкающей в свете софитов железной короной на голове. Я убрал все его песни из второй партии и заменил на композиции для второстепенных героев, чтобы не вызвать казуса. Я подолгу играл на фортепиано так, что пальцы болели вечерами. Затем выписывал что-то из учебников и ложился спать.
Как видишь, времени на переживания и особое общение с кем-то у меня не было.
Пока утром двенадцатого декабря меня не разбудил резкий звонок.
Телефон дребезжал. Я буквально подскочил в постели и замотал головой. В глазах потемнело, противный звук заставил сморщиться от боли в ушах, я так сильно зажал их руками, что к горлу подступила тошнота несмотря на то, что алкоголя или наркотиков в моем измотанном организме не было уже вот которые сутки.
Я схватил этот нарушитель сна и едва не гаркнул в трубку:
— Вашу мать, не звоните мне по утрам!
— Доброе утро, Рой, — раздался мягкий баритон отца на том конце связи. Я не слышал его с октября месяца и потому тут же очнулся от своего наваждения. Руки мгновенно похолодели, а сердцебиение усилилось в несколько раз.
Мир застыл, пыль в воздухе зависла, и даже звуки вокруг прекратили существовать.
Я знал, что он скажет.
— Привет, папа… — я сжал свободной рукой край черного покрывала и сглотнул. В ноздри ударил резкий запах дыма, перед глазами появилась пелена то ли из слез, то ли из проникшего сквозь приоткрытое окно тумана. — Ты… Ты вернулся?
— Да. Вернулся.
— А…
— Да. Мне нужно, чтобы ты приехал домой, но ничего не говорил Артуру и Виталине, я сам им позвоню, — отец кашлянул в трубку и на полуслове оборвал звонок. В мою ледяную ладонь уткнулся мокрый нос Люциуса. Я опустил взгляд на кота и провел пальцами по его мягкой рыжей шерсти. Янтарные глаза смотрели на меня с таким пониманием, что мне казалось, будто сейчас он читал мои мысли.
В дверь постучались, но я только откинул одеяло и вскочил, тут же натягивая первое, что вообще попалось под руку — вроде бы, это были синие джинсы и серая толстовка Элайджи, которую он оставил в одну из ночей, проведенных в моей обители. Стук раздался еще раз, но я уже схватил ключи от машины и телефон и вылетел в коридор, едва не сбивая с ног растрепанную Виталину.
— Рой?
— Закажите себе еду, деньги в портфеле! — на эти словах я уже зашнуровывал свои кроссовки. Руки дрожали и мешали нормально завязывать эти веревочки, я чуть не падал, а сердце грозилось разорвать грудную клетку.
Хлопок дверью и девять ступеней вниз до лифта.
А потом — только шум в ушах и движения на автопилоте.

***