Alone Together

Глава 17

Глава семнадцатая или история об одном разбитом сердце и черных розах на запястьях. (продолжение)

Только, казалось бы, в моей жизни все начало налаживаться, как обстоятельства вновь вступили в свою силу: я разлюбил Анастасию, а моя давно исчезнувшая мать внезапно захотела вернуться, как ни в чем ни бывало. Я сидел возле театра и пустым взглядом смотрел на пожухлую траву и ощущал себя ей — такой же втоптанной в грязь. Наверное, прежний Рой разрыдался бы и кричал, пока его не заметят, но нынешний я уже давно не являлся тем человеком, что раньше жил на этой Земле.
Сделав последнюю затяжку, я убрал окурок в урну и откинулся на спинку скамейки. Дым путался в растрепавшихся в волосах, и я в очередной раз фыркнул, думая, что пора бы давно избавляться от всей этой волосни.
— Ну, и что мне делать? Может, скажешь, а? — запрокинув голову к мрачному небу, я пытался найти там хоть что-то, намекающее на дальнейшее развитие событий. Я никогда не был фаталистом и ни во что особо не верил, но, когда в твоей душе не остается никакого света, так хочется, чтобы тебе просто ответили.
Ветер поднялся резким порывом, бросая в лицо горсть снега с дождем, хотя я прятался под ветвями извилистого дерева и старался хоть как-то укрыться от непогоды, потому что домой ехать не было никакого желания, а толстовка Эля от холода ну никак не могла спасти.
— Ну, и что это? Продолжишь дальше меня ломать? Я просто хочу нормальной жизни! Как у всех! Мне это все не надо! — я поднялся и закричал уже на клубившиеся над городом серые облака, такие же серые, как и мой мир вокруг. Холод заставлял дрожать, и это было единственное ощущение того, что жизнь еще течет в моих венах. — Перестань! Ну, пожалуйста! Или что, если у меня такая жизнь, я уже не человек? Они все так говорят!
Но небо, конечно же, мне никак не отвечало.
Я сплюнул на землю и вышел из своего укрытия. Буря разворачивалась над Лондоном со скоростью света, она охватывала каждый уголок города, каждую улицу, площадь, дом. Туманный Альбион сегодня вновь оправдывал свое звание — и этот туман забирался внутрь настолько глубоко, что хотелось блевать.
Вытащив из кармана телефон, я открыл контакты и принялся листать их вниз.

Анастасия? Уж точно нет, лишней драмы не хватало только.
Лесси? Не сегодня.
Макс? У того такие демоны, что я со своими и рядом не стоял.
Вил, Крис, Эван, Марк, Ния? Кто вообще все эти люди?
Диана? У меня нет настроения шутить.
Астрид? О, да бросьте, я ей совершенно никто.
Маттиас? Опять растреплет всем подряд.
Эрика? Не видел ее три тысячи лет.

У меня оставался лишь последний номер, который я мог набрать.
— Рой? — заспанный голос Эля раздался словно совсем рядом, и я сильнее сжал телефон онемевшими пальцами. Почему-то язык превратился в морской узел и отказывался произносить слова. — Рой, все нормально?
— Она вернулась. С отцом. Я едва не швырнул в нее стакан и послал ее куда подальше. Я сейчас один около Ковент-Гардена. Ну, около театра. Ты понял. Еле как доехал от Белгравии. Можешь меня забрать?
— Подожди тридцать минут.
Снова короткие гудки и мир, застывший в одночасье.

***

Когда в пачке с сигаретами ничего не осталось, резкий рев мотоцикла разрезал тишину и исчез в одно мгновение. Эль соскочил на землю, стянул шлем и подбежал ко мне. Друг тут же сгреб меня в охапку и стиснул так крепко, что мне стало сложно дышать.
— Ты сдурел тут один сидеть? Шел бы в машину…
— Не додумался, — Эль был порядком на два дюйма*** ниже меня и потому смотрел слегка снизу вверх. В серо-голубых глазах плескался настоящий страх, то ли за мою жизнь, то ли за психическое состояние, но мне теперь было странно спокойно. Словно ничего не случилось за последние несколько часов, лишь сердце вырвали из груди. Клиффорд провел рукой по моей голове и вздохнул.
— Рой, ну почему ты постоянно вот так над собой издеваешься. Не жрешь, не спишь, ходишь в одном пальто, а иногда и без него. А потом валяешься с температурой и еще и курить умудряешься, если за тобой не следить.
— Ну, видимо, мне не для кого себя беречь. Семьи у меня нет, если я умру, на самом деле, ничего особо не изменится. Никто не заметит даже, — я тихо хмыкнул и окинул взглядом белый фасад здания с колоннами. Один из самых знаменитых театров, обычно такой громкий и музыкальный, сегодня молчал вместе со мной.
Вдруг щеку резко что-то обожгло. Я схватился за левую сторону лица и сморщился от боли. Элайджа Клиффорд, моя заботливая мамаша, только что врезал мне со всей силы кулаком.
— И что это было?
— Я замечу, если ты сдохнешь. Я тебе по гроб жизнь обязан, Рой Ланкастер. И если понадобится, я костьми лягу, но ты выживешь.
Между нами повисло неловкое молчание. Я смотрел на своего лучшего друга и не понимал, почему однажды совершенный спонтанный поступок, оставивший о себе напоминание лишь запахом влажной почвы и желтой травы, отразился так сильно на его восприятии, ведь до этого случая Эль находил меня своим конкурентом в завоевании сердца Алессии, хотя я давно на него не претендовал.
Клиффорд как-то поменялся за эти минувшие дни — под глазами пролегли синяки, на лице появилась колкая щетина, а волосы от влажности принялись виться, да и весь он как-то осунулся, устал, словно моя мать, скитавшаяся, непонятно, где, едва ли не годами.
— Лучше ты мне скажи, что у тебя случилось.
— Отцу прислали новый фрагмент об инциденте с Роуз. Я знал, что это никакой не несчастный случай. Ее убили, Рой.

У нас у всех были свои тайны. У нас у всех были свои слабости.

И эти слабости носили самые настоящие человеческие имена.

— Мне жаль, Эль. — Я положил руку на плечо друга и чуть сжал его, не отрывая взгляда. Теперь в его взоре затрепеталось отчаяние, как у маленького ребенка, потерявшего что-то дорогое.
— Спасибо, — Элайджа уставился на свои черные кожаные ботинки и сделал несколько глубоких вдохов. Затем друг стянул свою куртку и задрал рукав красной водолазки, обнажая новую татуировку — черная роза, пока еще одинокая, обвила его свободное от рисунков предплечье.
— Давно набил?
— Позавчера вечером, как папа позвонил. Слушай, Рой… А ты не хочешь себе набить что-нибудь?
— Я тебя умоляю, меня отец закопает.
— За дурь же не убил.
— Дурь — это вам не татуировки, Рой Ланкастер, — я сделал умное лицо и поправил воображаемые очки, а потом мне вдруг стало смешно, как тогда, солнечным днем в парке, проведенным с Астрид, и я неловко посмеялся. Элайджа улыбнулся краем рта и тоже хмыкнул. — Хотя у отца их было пять штук, но он их всех свел.
Друг накинул свою куртку мне на плечи и снова взъерошил волосы, и без того растрепанные до невозможности, а затем улыбнулся так широко, как только мог, и в этой улыбке было столько тепла, что мой лед на душе постепенно начал таять.

И пускай моя жизнь снова превращалась в какую-то грязь, похожую на снег с дождем, двенадцатого декабря две тысячи одиннадцатого года я обрел то, что больше никто и никогда не мог у меня забрать.

Принятие своих недостатков.

**два дюйма - около пяти сантиметров