Пока бегут волны

За пределами смерти

Прежде, чем открыть глаза, она почувствовала как кто-то держит ее за руку, поглаживая пальцами ладонь, запястье, прикасаясь легко и нежно, почти ласково, словно боясь прервать этот контакт даже на минуту. Крюк. Отец. Голова девушки лежала у него на коленях и, вслушиваясь в его ровное дыхание, она была благодарна тому, что очнулась не в одиночестве.

Начинать было страшно. Будто проваливаешься в плохой сон или начинаешь заведомо сложный день, который будет продолжаться до тех пор, пока не выполнишь условия сделки. Но, пока еще ничего не началось, Роджерс желала насладиться спокойным моментом — без расспросов, оскорблений и драмы. Неизвестно, что было сложнее: утвердительно ответить на вопрос Персефоне или открыть глаза, погрузившись в водоворот, грозящий утянуть ее на дно.

Так странно: когда она увидела богиню, казалось, только протяни руку — и вот она – жизнь, о которой было страшно мечтать во мраке, но, зная все условия, при которой мечта воплотится в реальность, она всем скованным телом чувствовала недосказанность, подавленность, неопределенность в оправдании собственных поступков. В любом случае, отступать было поздно. Данное слово было нерушимо, оставалось надеяться, что правило распространялось в обе стороны.

За то время, что Джонс наблюдал за дочерью, он успел детально рассмотреть каждую ее черточку, и, когда глаза под ее веками зашевелились как у пробудившегося ото сна, Киллиан почувствовал небольшое облегчение.

Отсчитав до единицы, Кэйтрин открыла глаза.

-Крюк.

-Все хорошо, милая. Цербер не пытался вломиться к нам, он по прежнему у ворот – Немо следит за ним и за Пэном - дав Кейт еще минуту на осознание, мужчина помог ей подняться.

Продолжая обдумывать произошедшее, Кэйтрин чувствовала, что тянет время, тогда как ситуация требовала какого-то действия.

-Мне нужно знать что-то прежде, чем мы выйдем к ним? - то, насколько аккуратно Крюк постарался обойти острые углы в их вопросах доверия, вызвало в Роджерс еще большее уважение.

-Нам разрешили уйти.

Интересная вышла головоломка: ложь и правда в одном флаконе — смесь, порождающая ее историю. Она так долго говорила о честности, что сама почти верила в это, и изо всех сил старалась не замечать вранья, которое выглядывало из всех плохо закрытых щелей.