Потерявшие солнце

Глава 84

Чайный дом был наполнен нежнейшими ароматами, тонкой вуалью окутывающими посетителей. С приближением холодов такие заведения приобретали куда большую популярность – запахи здесь заставляли вдыхать полной грудью и согревали изнутри, а прекрасная музыка и нежный смех девушек манили возвращаться снова и снова, будто посреди промозглой серости вдруг возник наполненный теплом и светом оазис.

Негромкие голоса, шорохи и тонкий звон посуды сплетались воедино, лаская слух. Чиен и вдыхал жадно, и слушал внимательно. Во дворце коридоры гулкие и холодные, и в них гуляет обманчивое эхо, а шепоты ядовиты, как змеиные укусы. Да и прислушиваться к ним не хочется, грязь цепляется за грязь, скатываясь в огромный бессмысленный ком. Секреты власть имущих вообще были на редкость противны и бесполезны – ими и воспользоваться не успеешь, только зря потеряешь покой и сон, а то и жизнь.

Музыкант занимал небольшой стол у окна, отделенный от зала плотными ширмами. Неспокойный год оставил свой отпечаток и на стенах чайной: часть разбитых окон была затянута бумагой, и лучи почти не проникали сквозь преграду, однако крайние стекла не тронули. Это место Чиен выбирал чаще всего, солнце покидало его последним, надолго оставляя ощущение тепла на бледной прохладной коже. На столе исходил ароматным паром крошечный чайник, две чашки были упоительно тонкими и гладкими, и Чиен по привычке крутил одну из них в чутких пальцах, поглаживая теплеющий фарфор. Он ощущал неизъяснимое удовольствие от прикосновения к разным вещам, будь то безукоризненная гладкость посуды или колкость грубой шерсти. Через кончики пальцев он напоминал сам себе о том, насколько огромен, сложен и восхитителен мир вокруг.

Он не помнил, каким был фарфор – в детской жизни его посуда была глиняной. Отец объяснял ему однажды, что тот похож на тонкий лед и одновременно на полупрозрачные белые лепестки цветов.

Должно быть, это очень красиво.

Острый слух без участия разума разделял спутанные звуки, как терпеливая ткачиха разбирает ниточки шелка. Вот глуховатый низкий говор одного из охранников – словно деревянные шары в плотном мешке, шершавый голос в мягкой оболочке. Сейчас этот голос звучит насмешливо и громко, проникая в самые дальние уголки чайной. Наверняка беседа со знакомым или приятелем, которого стесняться не стоило; слова Чиен пропускал мимо ушей. Охранник не был мерилом ума или доблести, но работу свою знал и никогда не пытался унижать тех, кто слабее, – за одно только это качество хрупкий музыкант готов был уважать его и никогда не совать нос в его дела.