В последующие два дня Тан Цзэмин стал более раздражительным, остро реагируя внутри на каждое слово Лю Синя, однако ничем не показывая своего недовольства внешне. Поэтому юноша даже не подозревал, что за спиной его то и дело костерят почем зря. Если раньше Тан Цзэмин с усердием подходил к выполнению любых поручений и просьб, то сейчас спустя рукава готовил даже завтрак, поэтому уже на следующий день забота об этом легла на плечи Лю Синя, которому надоело есть то пересоленную еду, то коренья вместе с землей.
За обедом, когда Лю Синь параллельно читал разложенную на столе книгу, Тан Цзэмин, подперев рукой голову, спросил:
– Когда мы вернемся в Яотин?
– Скоро.
– Когда?
Лю Синь устало выдохнул, посмотрев на него. Тан Цзэмин последние два дня только и делал, что ходил за ним хвостиком, канюча о возвращении в город, словно ни о чем другом думать не мог.
Он сказал:
– Я думал, тебе не нравится в Яотине. Ты же говорил, что там воняет.
Тан Цзэмин фыркнул, складывая руки на груди:
– Здесь тоже воняет! Мне здесь не нравится, я хочу домой!
– Ты можешь вернуться хоть сегодня. Я пошлю с тобой Байлиня, чтобы он доставил письмо господину Чэню. Пусть присмотрит за тобой, пока меня нет.
Тан Цзэмин тут же взбеленился, с хлопком опуская руки на стол и приподнимаясь над ним.
– За мной не нужно присматривать! Я не ребёнок!
Лю Синь понизил голос, серьёзным взглядом смотря на него исподлобья:
– Тогда не веди себя, как ребёнок, и прекрати капризничать.
Юноша почти сразу опустил взгляд в книгу, не замечая, как мальчик стиснул кулаки, глядя на него распахнутыми злыми глазами и поджав губы.
Он и сам не мог объяснить, почему всё его нутро так рвалось обратно в город. Но ему нужно было вернуться в Яотин. Необходимо. Словно от этого зависела его жизнь. И в то же время уезжать без своего ифу он был не намерен. Двойственность ощущений и мыслей разрывала его на части, и всё чаще ему казалось, что кто-то нашептывает ему время от времени по ночам. А этой ночью он даже накричал на Лю Синя, прося замолчать, полагая, что это он что-то шепчет во сне. Юноша и впрямь ворочался, мучаясь от очередного кошмара. Только сегодня Тан Цзэмин не сделал того, что делал каждый раз, пытаясь успокоить его их песней – он просто выбрался наружу и проспал остаток ночи на холодном крыльце, утащив с собой самое тёплое одеяло. В горах было холодно, но злость в груди согревала жгучим огнем, поэтому тёплая ткань так и провалялась в ногах до рассвета. Всё в последние два дня раздражало Тан Цзэмина так сильно, что ему казалось, будто в него швырнули огромный улей и растревоженные пчелы то и дело кусают его, оставляя зуд, который мальчик не знал как унять.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья / Падая в глубокое синее небо
RomanceХудшее, что по мнению Лю Синя он когда-либо делал - это когда он, ведомый своим любопытством, перелистнул в конец странной книги, желая узнать концовку истории. Каково же было его удивление, когда он узнал, чем всё закончится для того мира. Худшее...