Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья / Падая в глубокое синее небо

Глава 79. Корень всех бед

За четыре дня до полнолуния в храме закончилась еда. И так скудный запас круп истощился, когда монах Лу и Тан Цзэмин решили порыбачить, прикормив перед этим рыбу в заводи, да так и скормив ей добрую часть провианта. Теперь в реке плавала жирная, довольная жизнью, форель, а монах и мальчик прятались по всему храму от взъярившегося Лю Синя. Не став злить его ещё больше, виновники мигом оседлали лошадей и спустились в город, чтобы не питаться последние дни тумаками и овощами. Последних, кстати, тоже почти не осталось.

Лю Синь как раз сидел возле прохода, стараясь перевести писания на диске, когда услышал лошадиное ржание с внутреннего двора. Не став отвлекаться от своего занятия, парень остался на месте, но окрик Тан Цзэмина, раздавшийся с крыльца, заставил его приподнять голову.

Мальчик приближался к нему, размахивая небольшим свитком, перемотанным бечевкой.

Лю Синь отряхнул руки и сел на пятки, спрашивая:

– Что это?

– Юн-гэ просил передать тебе, – ответил Тан Цзэмин, садясь рядом и сгружая небольшой мешок.

Лю Синь улыбнулся уголком губ и тут же развернул свиток, принявшись за чтение.

Тан Цзэмин сорвал небольшую травинку и завалился на землю, подкладывая под голову руки и рассматривая плывущие по небу облака. Едва только утром поступило предложение направиться в город, мальчик тут же с готовностью вскочил на коня, желая как можно скорее вернуться в Яотин. Как бы ни старался, такого внезапного стремления туда он не мог объяснить даже себе. Тан Цзэмин просто знал четко и ясно, что должен вернуться в город. С самого утра они с Лу шерстили местные лавки, набирая еды на полмесяца хотя надо было всего-то на пару дней. И всё из-за того, что Тан Цзэмин бесцельно слонялся по рынку, не в силах заставить себя вновь вернуться на гору. Дошло до того, что Лу стал странно поглядывать в его сторону, хоть и не решался перечить. Желая отвлечь монаха ещё на немного, он затащил его в таверну, которая по совпадению оказалась именно той, в которой Лу и провел ту самую ночь. Раскланиваясь перед вскинувшим бровь Шуя Ганъюном, монах слезно плакал и благодарил за спасенную жизнь, ведь именно песни и рассказы этого человека заставили его задержаться, а вино, что лилось в ту ночь рекой, и вовсе отмело все мысли о возвращении в храм Баоэнь.

Шуя Ганъюн выслушал скорбную повесть монаха и тут же прищурился, спрашивая, есть ли у него работа. Увидев отрицательные кивки и окинув его сканирующим взглядом, прозорливый и хваткий от природы хозяин таверны тут же заманил его работой, пообещав кров и еду, если он приступит к обязанностям на следующей неделе. Для Шуя Ганъюна было в радость сэкономить на золоте, а для Лу уже было чудом обзавестись в одночасье и кровом и пищей, да ещё и работой в столь веселом и наполненном людьми месте. Монах вновь заплакал, благодаря и нового работодателя, и мальчика, приведшего его в это место, пока самого Тан Цзэмина таскала за уши Ма Жуши, приговаривая, что друг совсем забыл о ней и ей приходится одной развлекаться в городе тут и там натыкаясь на вездесущего Дун Пинъяна. Девочка, казалось, за это время поднаторела под наущениями своего цзифу и повсюду щеголяла с новеньким веером, лупя им всем и каждого.