Сквозь бушующее пламя*

- 120 -

Мо Чи вел лошадь, ступая по гравию. Над его головой раскинулось звездное небо, а перед ним возвышались ворота величественной заставы Чжешань.

Чжао Циньчи шел рядом с ним, опустив голову, они оба не говорили ни слова.

Дойдя до ворот, Чжао Циньчи помахал факелом солдатам, несшим караул на стене.

Охранник внимательно посмотрел на лицо генерала, а затем высоко поднял черный флаг.

Вскоре послышался лязг тяжелых цепей. Прочные ворота заставы Чжешань были толщиной в пять чи, и требовалось десять человек, чтобы сдвинуть с места цепь и открыть эти ворота.

Ожидая, когда откроют ворота, Мо Чи сказал:

- Я мог бы просто уйти через боковые ворота. Не обязательно было тревожить солдат.

В свете факела выражение лица Чжао Циньчи казалось еще более твердым и решительным:

- Год назад я вышел через эти ворота и вернул тебя обратно.

Мо Чи взглянул на него и вытащил из рукава клочок бумаги:

- Вот, возьми.

- Что это? - Чжао Циньчи опустил голову и посмотрел на бумагу. - Только не говори мне, что это предсмертная записка, я не приму ее. Если у тебя остались незавершенные дела, возвращайся и заканчивай их сам. Не надо оставлять их на меня!

Но Мо Чи снова настойчиво протянул ему бумагу:

- Возьми.

Чжао Циньчи посмотрел на него, взял лист бумаги и развернул его.

На нем не было написано ни единого слова. Вместо этого он увидел нарисованное изображение новорожденного ребенка.

- Перед отъездом я заходил домой к генералу, - сказал Мо Чи. - Это твоя маленькая внучка, которая родилась в прошлом месяце. Я нарисовал ее для тебя. Теперь можешь оставить портрет себе и смотреть на него.

Под скрежет и лязг тяжелых цепей Чжао Циньчи долго смотрел на портрет и, наконец, сказал:

- Она похожа на мать. Красивая.

Мо Чи повернул голову и, взглянув на портрет, с сомнением спросил:

- Разве ребенок, которому нет еще месяца, может быть похож на кого-то?

Чжао Циньчи сложил бумагу пополам:

- Хочешь себе ребенка, сам рожай, и нечего пялиться на мою внучку.

- Я мужчина, я не могу, - серьезно ответил Мо Чи.