Эволюция демонов 魔物の進化 (Akuma no shinka).

Лес с Уортоном

...

Тем временем солнце уже клонилось к закату, заливая всё вокруг золотисто-оранжевым светом, как кисть художника, проводящая последние мазки на величественном полотне дня. Вечерний лес дышал влажной прохладой, источая ароматы хвои и земли, как будто желал передать частичку себя проходящим мимо путникам.

Лес казался живым, как древний гигант, чьё каждое движение было медленным и полным тайн. Вокруг возвышались пихты — лесные великаны, стройные и изящные, как древняя королева, стоящая на страже своего зелёного царства. Её пирамидальная крона стремилась к небу, словно устремлённый вверх шпиль древнего собора. Ветви пихты плавно изгибались, как руки балерины, украшенные мягкими, словно бархатными, иголками.

Ствол пихты гладкий и ровный, точно отполированный мрамор, с нежной сероватой корой, которая с годами не грубеет, а лишь приобретает легкий серебристый оттенок.

Когда Уортон шагал по крутой тропе, ведущей к деревне, его взгляд поднимался вверх, и вот уже на ветвях можно было увидеть шишки, стоящие вертикально, как зажжённые свечи на праздничном столе.

Внешность Уортона — это воплощение силы и благородства, вроде вылитый из камня герой мифов. Его длинные белые волосы развевались на ветру, как водопад с сверкающими блёстками, обрамляя мужественное лицо и создавая контраст с тёмной кожаной броней, которая покрывала его тело.

Чешуйчатая ящерица — это не просто создание, а символ древней силы и магии. Представьте себе существо, покрытое чешуёй, которая переливается всеми оттенками зелёного и золотого, как если бы его кожа была вытканной из солнечных лучей и теней леса.

Каждая чешуйка на её теле сверкает, точно драгоценный камень в солнечном свете. Эти чешуи — как броня древнего дракона, созданная природным волшебством, непробиваемая и прекрасная.

На его спине покоился гоблинский кабан размером с двухэтажный дом — чудовищный трофей, который он принёс из недр дикой природы.

Он — это символ дикой мощи и неукротимости, пропитанный силой и величием. Кабан поражал своим размером лесных обитателей, словно двухэтажный дом.

Его тело, покрытое грубой и грязной шкурой, напоминало закалённый бронепанцирь древнего монстра.

Кабан лежал, скрученный в позе, напоминающей спящего дракона, и даже в своём безмолвии он излучал суровую мощь, что заставила его стать частью великого воинственного приключения.

Его огромные ноздри были прижаты к земле, а его искривлённые, загнутые назад клыки выглядывали из-под грубого покрытия, как два смертоносных клинка, готовых вонзиться во врага.

Массивные лапы сложены в неподвижности, как реликвии разрушительного шторма, который он пережил.

Уортон невольно улыбнулся, любуясь шишками, и решил поделиться своими впечатлениями.

— Взгляните на эти шишки, — сказал Уортон, его голос насыщен уважением и восхищением. — Настоящие коричневые, с плоскими складками словно чешуя, они украшают пихту, как бы крошечные флаконы с драгоценными семенами. Стоят вертикально, будто свечи на праздничном столе.

Он провёл рукой по шершавой коре, мягко, будто боясь нарушить покой дерева. Шишки, кажется, ждали своего часа, чтобы распахнуться и освободить семена.

Они, как хранители этого леса, не спеша, но с уверенностью готовились дать жизнь новым пихтам. Это их способ сохранить этот мир живым и вечным.

Голос Уортона — это живительная река, струящаяся сквозь древний лес. Он льётся мягко и плавно, каждое слово вырывается из его уст, как искры, которые освещают мрак и придают жизни темноте.

Его тело, движущееся в унисон с голосом, наполняет пространство живым и динамичным рисунком, который отражает самые тонкие оттенки его рассказа.

— Слушайте, как лес оживает, словно мои шаги послужили сигналом к действию, — начал Уортон, его голос звучал как глубокий гул мощного водопада. — Каждый шаг моих ног утопает в мягком ковре из опавших листьев, который под моим весом шуршит, как старинная пергаментная книга.

Лес наполняется мелодией: треск веток, словно скрытые невидимые духи, радостно приветствуют мои шаги.

Птицы, притаившиеся на ветках, при каждом моём движении начинают свой хоровой концерт, будто термиты, возбуждённо стучащие в дереве.

— Видите, как ворота вдалеке начинают проступать сквозь густую зелень? — он указал на них, его голос напоминал шёпот шторма, который срывает последние осенние листья. — Эти ворота, древние и величественные, как стражи прошлого, охраняют деревню.

Они, вроде застигнутые мгновением вечности, их деревянные доски покрыты мхом и лихорадочными узорами, что напоминают о том, как время медленно разъедает всё сущее.