Эволюция демонов 魔物の進化 (Akuma no shinka).

「時の彼方」 (Toki no Kanata) - За горизонтом времени

「人間の目は未来を追い求めているが、真の力は過去の中に眠っている。」
(Нинген но ме ва мирай о оいもとめている га, しんの ちから は かこの なかに ねむっている。) 
— "Человеческий взгляд стремится в будущее, но истинная сила скрыта в прошлом." 
(Миямото Мусаши)

Миямото Мусаши (宮本 武蔵) — знаменитый японский мечник, стратег и философ, живший в 16-17 веках. Известен как автор знаменитого трактата "Книги пяти колец" (五輪書, Go Rin No Sho), в котором он изложил свою философию боя и жизни. Мусаши часто воспринимается как символ бесстрашного воина, исследующего гармонию между искусством боевых искусств и философией.

Что Ё узнает о их лидере?

Когда я заметил странную книжку в руках лидера, его глаза метались, словно обезьяна, прыгающая по голым, сухим ветвям дуба. Листья давно сгнили, а только что прошедший пепельный дождь впитал их тени в землю. Книга была потрёпанной, с порванным корешком, а страницы шуршали, словно сухая кожа, сгорающая в огне.

— Тс-ц-ц… Время! Нет времени искать! Быстрее! — прошипел он, дергая рваную страницу. Его левая нога билась в ритме судорог, то ли от усталости, то ли от проклятья, а скрип ржавых пружин под подошвой разносился эхом по пустому храму (神社, jinja). Ветер дул через разбитые окна, унося запах сырой плесени и гари. Его лицо под чёрным клювом вспыхивало багровым огнём, а кожа трескалась и пузырилась, как запёкшаяся кровь.

Я пригнулся за янтарным колоколом (鐘, kane), накренившимся, как башня в отчаянии. Колокол дрожал на ветру, звенел тонко, почти болезненно, а его основание было усеяно обломками стеклянной мозаики — остатки былой веры, расколотой, как наши жизни.

"Его пальцы… Как тонкие коричневые ветви с шипами ежевики. Это не может быть человеческим, — подумал я, сжав кулаки. — Дзюбоко (呪縛, jyubako)? Или хуже?" Каждый мой шаг отзывался хрустом стекла, эхом стуча в ушах, будто оно предавало меня.

Он резко поднял голову, и я замер. На его шее, туго обтянутой истлевшей тканью, извивалась татуировка: поломанные серпы вгрызались в плоть, как хищные звери. На ржавых краях корки застывшей крови трескались, падая хлопьями на землю, а каждое движение издавало хруст, будто его шею ломали снова и снова.

Я закрыл уши, но звук был везде. Пальцы дрожали на висках, а зубы сжимались так, что в голове звенело. Даже глухие стоны прорезались сквозь этот шум, будто сама тишина кричала.