Эмилия Поттер

Глава 27. Мой дорогой дневник

1 августа 1992 год.
Я решила писать все свои мысли о Сириусе и сложившейся ситуации в этот дневник. Том показал мне, как заколдовать дневник, чтобы никто не мог его прочитать. И сейчас я расскажу о том, что происходило со мной после того письма. Прощального письма. Если честно, я просто когда-то читала, что записывание мыслей помогает принять тяжелые ситуации, на подобии этой.
Или это просто какой-то бред.
Но я всё-таки попытаюсь.
Лучше что-то, чем ничего.

Я никогда не думала, что мне может быть настолько больно. Мысль о том, что я больше не увижу Сириуса, не обниму его, не услышу его ехидно-саркастический тон — всё это причиняет мне адскую боль. От этих мыслей сердце сжималось, а слёзы с небывалой скоростью катились по щекам. Как сейчас.
Этого просто не может быть.
Гелла напоил меня успокаивающим зельем и теперь я была похожа на какой-то овощ, который может только рыдать и всхлипывать. Я тупо смотрела в потолок и хотела не верить в то, что случилось. Кстати, сам Гриндевальд уехал разбираться с Дамблдором. Я могу даже поклясться, что у него в глазах стояли слезы. Еще бы. Сириус был единственным другом Геллы. Настоящим другом. И ему, наверное, тоже было больно, когда он читал то письмо. Хоть они и были знакомы всего месяц — он действительно нашел в Сириусе себя семнадцатилетнего.
Том не показывал своих эмоций, но я почему-то знала, что ему тоже больно. Том любил Сириуса, как и я. Как и Гелла, он считал Сириуса другом или что-то вроде этого. Он сидел на кровати, прижав к себе ноги, и смотрел в стенку пустым взглядом. Так выглядела и я пару часов назад. Или еще хуже. Наверное, всё-таки хуже.
*За час до этого*
Я постараюсь описать своё состояние за час до всего этого. То есть до того, как я завела этот дневник.
Я бездумно провела пальцем по одеялу, окрашенное тысячью вышитых маленьких звёздочек, потом посмотрела на Тома.
— Что мне делать? — хрипло спросила я его. Голос сорвался во время одной из моих истерик и приступов рыданий. Теперь я хрипела и это меня раздражало.
Том не ответил.
— Том, — позвала я его. Ноль реакции. Я разозлилась. И попыталась приподняться с кровати, чтобы дать ему подзатыльник и пинка. Но это получилось у меня только с третьего раза. Я с размаху дала ему подзатыльник и теперь-то он посмотрел на меня.
  — Что ты делаешь?! — возмущенно спросил он, потирая ушибленное место.
Я сердито поджала губы и посмотрела на него с некой обидой.
— Ты молчишь. Это меня пугает, — призналась я и села в точно такую же позу, как у Тома.
Он отвёл глаза и посмотрел на стену. Мы молчали. Наступила пугающая тишина.
— Вся эта ситуация пугает, — нарушил он тишину. — Всё это пугает, Эмили.
Потому что это ужасно.
— Потому что это ужасно, — вторил он моим мыслям. — Я не знаю, что тебе делать дальше. Я не знаю, что будет дальше, Эмили.
Я судорожно вздохнула и зарылась лицом в коленки.
— Как я буду жить без Сириуса? — глухо спросила я. Том положил руку мне на плечо. Сжал его.
— Эмили...
— Я не смогу жить без него, — продолжала я, всё еще зарывшись в коленки. — Сириус всегда был частью моей жизни... К-как я смог-гу жить б-без н-него?.. — к концу я начала всхлипывать, но пыталась успокоиться. Получилось только через пару минут. Том обнял меня и я упёрлась затылком в его плечо.
— Всё образуется, — сказал он.
Мне дико хотелось в это верить. Верить в то, что всё образуется в лучшую сторону.
Но я-то понимала, что всё это — всего лишь мои мечты.
Примерно так всё и было. Конечно, получилось не как у профессионального писателя, но это все мои мысли и все в таком духе. Я постаралась восстановить всё.
Не без помощи Тома я всё это восстановила. Он-то обо мне знает больше, чем я сама.
Уже пришел Гриндевальд и мне нужно спуститься вниз, чтобы послушать, что он скажет.
Конец записи.