Реакции Токийские Мстители

Хаджиме Коконой

  В машине было слишком душно. Невыносимо было бороться с желанием открыть окно, но ты знала — Коко не терпит холода, а за дверью автомобиля сейчас три градуса. Ногти нервно отбивали неравномерный ритм по бардачку, а глаза нетерпеливо бегали из стороны в сторону под закрытыми веками.

Звук безмерно раздражал уставшего мужчину, но он предпочел смолчать, чтобы лишний раз не сорваться. Изнутри неприятно тянуло, и сердце со своего законного места — под грудными мышцами с левой стороны — упало прямо в желудок.

— Я не хочу этого, — голос сорвался где-то в конце, когда он все-таки рискнул заговорить первым.

Ответ резанул чересчур больно, чтобы воспринимать его буквально:

— Я не люблю тебя, Хаджиме, хватит. — На пустой автомагистрали можно было увеличить скорость, и каждой клеточкой тела ощущались прибавленные педалью газа километры в час.

Шумно выдохнул. Хаджиме должен был догадаться раньше: испуганные глаза, смотревшие на него из темноты комнаты, молча подавали сигнал о помощи; ледяные касания, уже не чувствовавшиеся такими родными; голова, во время секса отворачивавшаяся в сторону, лишь бы не смотреть — не смотреть на него и его все еще любящие глаза. Разве так мало было тех знаков, что ты столь отчаянно пыталась дать ему разглядеть?

— Поче...

— Хватит! — свой же голос прозвучал слишком громко, заставив прижать ладони к собственным ушам, чтобы перестать слышать этот отвратительно гадкий шум, спирающий дыхание в невидимую сеть. Давление такое, как на глубине десяти тысяч метров, — почти Марианская впадина — еще немного, и легкие просто размолотит в кровавую кашу вместе со всеми остальными органами.

Последний раз. Это самый последний раз, когда ты будешь находиться в вашем общем доме. Но в этот раз ты не ляжешь в вашу кровать, не поэкспериментируешь на кухне с новыми рецептами, господь, просто не будешь больше с ним вместе.

Не любишь? Любишь.

Но, возможно, разбив ему сердце, ты сделаешь лучше для обоих. Не будет той привязанности к тебе старой, когда он найдет новую. Не тебя, правда. Не будет больше тех воспоминаний — они уйдут, уйдет эпоха, уйдет увлечение и любовь к существу, что сейчас сжалось на правом сиденье, готовое открыть дверь и выйти из машины хоть прямо сейчас, когда она разогналась до ста сорока километров.