Реакции Токийские Мстители

Ран Хайтани 2

   Сказать, что ему нравится, — не солгать, но все же не договорить до конца. Он воистину восхищен, если не более. Плавные — даже слишком — движения восторгали; его некогда любимое поло, что сейчас так небрежно висело на твоем теле, колыхалось от скользящих прикосновений рук к талии под такт инди-рок музыки, под песню, под которую Ран и сам был не прочь сделать несколько танцевальных движений в компании девушки впереди.

Ты не услышала, как он пришел, потому что музыка с болезненной громкостью била по барабанным перепонкам, заставив сосредоточиться на приятной игре струнного инструмента, плавно перетекающей в голос исполнителя. А еще в голове вырисовывались руки Хайтани, точно так же перебирающие аккорды и зажимающие струны на ладах. Раз — правая рука уже играет знакомый перебор, два — голосовые связки в тандеме с загрубевшими подушечками пальцев воспроизводят въевшуюся под кожу мелодию, которая, наверное, никогда не надоест.

Твой бархатистый голос изредка аккомпанировал голосу Алекса Тёрнера, увлеченно допевающему первый куплет, и было в этом что-то слишком... такое, что другим обычно не показывают, а сохраняют на подкорке разума, чтобы в самые хмурые дни пересмотреть и испытать то же, что и тогда, в первый и самый лучший раз.

Дверной косяк уверенно принял вес облокотившегося на него парня, с несравненным спокойствием внутри наблюдавшего за наилюбимейшими теперь движениями. Удивительно, но приди Ран на несколько десятков минут позже, как и планировалось, то уже мог бы не увидеть столь интимного, по всей видимости, зрелища.

«Отстань, Ран. Я не люблю танцевать. Не умею, не хочу и не буду. Ясно?» — как кстати вспомнился диалог, состоявшийся буквально сутки назад. И прямое опровержение ему танцевало прямо сейчас в самых разнообразных вариациях простых и не очень поз.

Ран отпрянул от стены и подошел ближе. Медленно, улыбаясь, Хайтани начал повторять твои пластичные движения, пока ты даже не подозревала, кто стоял сзади тебя.

Это было волшебно: такой близкий, но одновременно далекий контакт двух тел, который, к сожалению, может больше и не повториться, — румянец обязательно будет сопровождать твое личико, когда ты обнаружишь завороженного Рана, танцующего с тобой, и смущение не позволит сдвинуться ни на сантиметр дальше, перекрыв легким доступ к кислороду.

Был раскрыт тот маленький секрет, существование которого ты так яростно отрицала.

А потом раз — и руки резко обвили талию, прижав виновницу счастливой улыбки Рана к его торсу. Непомерно нежно, потрясающе тепло, чересчур любяще — сердце быстро забилось, а губы начали бормотать оправдания своему порыву — танцу.

— Тш-ш. — Брови Рана удивленно подпрыгнули, а сам он искренне удивился, даже не думая стыдить тебя. — Давай потанцуем еще. Помнишь текст?

— Да, — повернувшись к нему, ты произнесла одними лишь губами, почувствовав, как с души не спеша спал камень испуга и былого смущения. Что ж...

И неловкие содрогания для тебя больше не представлялись таковыми, моментально приобретя уверенный в себе характер. Только знать тебе не дано, как сильно Рану понравилась та картина и что он готов не то что душу продать, он готов отдать и душу Риндо, чтобы посмотреть на нее еще раз.

«When the zeros line up on the twenty-four hour clock», — шаг вправо, и твое тело прижато к его собственному, поразительно теплому и твердому.

«When you know who's callin' even though the number is blocked», — влево, пока твоя грудь менялась местами со спиной, но неизменно только одно — чертовски крепкие объятия Рана и его лицо, что в нахально близком расстоянии от твоего.

«When you walked around your house wearin' my sky blue Lacoste», — поворот, а потом — изножье кровати и перепутавшиеся в сознании мысли, так отчаянно зовущие исчезнувший вмиг рассудок. Только вот зачем?

«And your knee socks», — о да, гольфы — нет, г-о-ль-ф-ы! — от которых Хайтани без ума, особенно когда ему нужно стянуть их с приподнятых в игривом настроении ножек, опоясывающих его талию.

— Знакомо, правда? — прошептал в самые губы. — Только Лакост я ношу светло-зеленый.

И поцеловал.

А музыка так незатейливо и играла где-то на периферии, кажется, под звуки продолжающегося вечера.