От вида живых людей у меня закружилась голова. Неужели! Я не один такой, не только я выжил! Это казалось сном, и я даже ущипнул себя, чтобы проверить, не сплю ли я. Это не было сном, все было реально.
Когда колона добралась до середины улицы, я рванул вниз к двери.
- Здесь есть выжившие! - прокричал голос в мегафон. - Если кто выжил - выходите! Мы здесь, чтобы эвакуировать вас в безопасное место. - Продолжал невидимый голос. - Если у вас не будет обнаружено укусов, мы доставим вас в укрепленный лагерь к остальным. Укушенные должны подвергнуться уничтожению!
Я подскочил к двери и схватился ручку, но замер в нерешительности.
Сначала я не мог понять своего замешательства, но вскоре мысли прояснились, и картина моего замешательства стала очевидной.
Я не пойду к ним, в этом нет никакого смысла. Жить мне осталось полгода, потом рак сделает свое дело. Здесь я сам себе хозяин, ни от кого независящий человек, с кучей оружия и еды, до самых последних моих дней.
А что там, с ними? Я вновь смешаюсь с толпой, буду получать скудный паек, и исполнять приказы военных, как обслуживающий персонал. С другой стороны, сейчас я умею обращаться с оружием и могу быть им полезен в этом качестве. Нет, в этом нет смысла. Был бы смысл, если бы не рак легких.
Я посмотрел на дверную ручку, рука все еще лежала на ней, словно, в отличие от меня, не была со мной согласна и сама пыталась принять решение за нас обоих. Я заставил себя отойти от двери и осторожно прильнул к шторке окна. Принялся наблюдать за солдатами, которые уже поравнялись с моим домом.
Из грузовика один за другим, стали выскакивать солдаты, которые тут же занимали стратегически важные места, чтобы не дать прорваться живым мертвецам, когда периметр был оцеплен, два крепких, высоких солдата проследовали к моему дому.
Один из них громко крикнул:
- Майор Стивенсон, сэр! - он выждал небольшую паузу и вновь повторил, - Майор Стивенсон, сэр, мы пришли за вами! Вы меня слышите? Отзовитесь.
Я вздрогнул и отскочил от окна. Мой дом, ага, конечно, раскатал губу. Эти бравые морпехи пришли за своим майором и, похоже, не уйдут без него.
- Майор, сэр! Отзовитесь!
Второй солдат подошел к двери и подергал ее.
- Дверь заперта, - сказал он, - похоже, что изнутри. Может проверить черный вход.
- Валяй, - ответил первый и продолжил звать майора, второй, вскинув автомат, двинулся вглубь дворика.
Опрометью я кинулся наверх и прильнул к окну в спальне. Отсюда открывался больший обзор, и я мог наблюдать за происходящим на улице. Солдаты отстреливали приближавшихся мертвецов просто и непринужденно, словно стреляли по двигающимся мишеням в тире. Еще не одному из мертвецов не удалось перешагнуть через стометровый барьер.
Я знал, что двери черного входа заперты надежно, поэтому не особо беспокоился по этому поводу, только если бравый солдатик решит их высадить. Первый, тем временем бросил звать своего майора и о чем-то говорил по рации. Наконец он закончил разговор и окликнул второго.
- Винсент, мы уходим! - крикнул он.
- Что так? - спросил его Винсент.
Первый покачал головой, на лице залегла глубокая печать скорби.
- Его нет в доме, он бродит на улице.
- Как?..
- Парни заметили его, он сам идет к нам, - ответил первый, - пошли, отдадим дань командиру.
Оба солдаты покинули мой дворик, точнее дворик майора, и присоединились к своему взводу. Я приник к окну, чтобы увидеть самое трогательное зрелище, когда-либо виденное мной.
Весь взвод выстроился в шеренгу и замер в ожидании, никто больше не стрелял, на несколько секунд воцарилась полная тишина, словно отключили звук на телевизоре. Солдаты ждали, пока к ним медленно приближался живой мертвец. Отсюда мне было плохо видно этого мертвеца, поэтому я припал к оптическому прицелу винтовки, и хотя я знал, кто был этот мертвец, мне, тем не менее, хотелось его рассмотреть, как следует.
Без сомнения это был майор.
Тот самый человек, что улыбался мне с фотографий, или напротив, был сосредоточен и хмур, в зависимости от обстановки. И хотя в изорванном зубами лице все еще можно было узнать бравого майора, теперь это был не он. Я сглотнул комок в горле, когда рассмотрел его вблизи. Рваные раны на лице, короткий ежик седых волос, залитый почерневшей кровью, вырванное зубами горло, почти до кости обглоданные руки, залитый кровью камуфляжный костюм. Майор до последнего носил форму, как некий символ своей нерушимости и непоколебимости: «солдат должен умирать в форме и при оружии, тогда это смерть героя» - сказал как-то Рузвельт.
Мне было невыносимо больно смотреть на происходящее на улице, особенно учитывая, что я пировал на костях майора, бесцеремонно занявший его место в безопасном доме. Это я должен там слоняться с тупым голодным взглядом, а не этот смелый честный человек.
Я пытался заставить себя отойти от окна и не видеть всего этого, но не мог. Словно моя собственная совесть заставила меня насильно досмотреть акт чести и гуманизма до конца.
Когда между солдатами и мертвым майором оставалось не больше четырех метров, их командир выступил навстречу мертвецу и отдал честь, остальные последовали его примеру. Мертвый майор замер на секунду, словно в его мертвом мозгу разгорелось слабое пламя угасшей навеки памяти, и сделал последний шаг в своей «нежизни». Командир взвода морских пехотинцев вскинул увесистый кольт М1911 и выстрелил ему в лоб, майор опустился на асфальт. Его тело тут же подхватили два солдата и оттащили в фургон грузовика. Такой человек был достоин похорон и все это знали.
Как колона двинулась дальше, я уже не смотрел, я рыдал на полу в спальне, и мое рыдание, сквозь которое вырывалось нечто большее, нежели просто плач горя, разносилось по пустому мертвому дому. Дом умер вместе со своим прежним хозяином, а я лишь паразит, поселившийся на трупе и пировавший на его мертвой плоти. Так паршиво мне не было никогда в жизни. Что-то сломалось во мне в тот день.
После появления военных прошло три дня. Я почти не поднимался на чердак, предпочитая отсиживаться перед телевизором с пультом в одной руке и стаканом выпивки в другой. Я много думал о произошедшем, анализировал, сравнивал и пытался найти себе оправдание, в том, что я паршивый трус, который не достоин таких комфортных условий в зомби-мире. Но чем больше я об этом думал, тем больше презирал себя, и, в итоге, пришел к очевидному выводу: я трус, и не было мне оправданий. Что уж кривить душой, тем более перед самим собой. Хотя, тот факт, что я это признал, заслуживает мизерного уважения, не правда ли? Многие из вас могут вот так самого себя назвать трусом? Думаю, нет. А я смог.
На четвертый день я поднялся на чердак, приняв решение жить дальше, пока меня не съест рак, или зомби.
Последние, кстати, стали избегать окрестностей моего дома. То ли они обрели примитивный разум, подсказавший им, что вооруженный человек в крепости из бетона - это недосягаемая добыча, или кучи мертвых, неимоверно вонявших тел, на улице отбили желание? У меня нет ответа на этот вопрос, но определенно живых мертвецов на улице почти не осталось. Редких, случайно забредавших я отстреливал всех до одного, в этом я теперь мастер.
Что еще сказать?
Пожалуй, хватит, говорить не о чем. Скажу лишь то, что в последнее время я все чаще стал задумываться о смерти. Не о той, что бродила не упокоенной на улице, а о своей, собственной. Я всегда ношу с собой маленький смитт-и-вессон, 22 калибра. Это слабенький почти, что дамский пистолет мой ключ к окончательной смерти. Пуля, выпущенная из него, не прострелит мне голову насквозь, раскидав мозги по всей комнате, я не хочу так мерзко выглядеть даже после смерти.
Не знаю, есть смысл ждать пол года? Завтра посмотрим.
