В комнате три на четыре метра царил полумрак.
В спертом душном воздухе кружила муха, перелетая с места на место, она, то садилась на мебель, то вновь взлетала и принималась кружить по кругу. Худощавый седой мужчина пятидесяти девяти лет, с залысиной и умными печальными глазами, внимательно следил за ее перемещениями, погруженный в собственные мысли. Груз этих мыслей, казалось, был непомерен одному смертному, однако для Джеймса Паркера проблема, стоящая перед всем человечеством, являлась единственным смыслом существования последние пять месяцев. Именно столько он и группа ученых бились над созданием антивируса, раз за разом натыкаясь на глухую стену, пытаясь пробить ее всеми мыслимыми и немыслимыми способами, но каждый раз терпя полное фиаско.
Вставая каждое утро, Джеймс спешил в лабораторию с очередным предположением, очередной теорией, одной из миллиона возможных, чтобы в очередной раз испытать разочарование. Вирус, ранее такой стабильный, предсказуемый, что голова шла кругом, теперь ушел в глухую оборону и больше не желал модифицироваться. Сознание, основанное на бесчисленных количествах опытов, твердило простую истину: вирус достиг пика своей эволюции, своего максимального расцвета и не видит смысла переходить на следующую ступень, он и так совершенен. Совершенен в своем могуществе, или, что касаемо человечества, в своем безобразии. Логика подсказывала, что все попытки мутировать «шестерку» бессмысленны априори, однако Джеймс упорно гнал от себя эту мысль, не желая верить в то, что для человечества все кончено. Так не должно быть, он должен найти способ, во что бы то ни стало, даже если на это уйдет вся его оставшаяся жизнь и сотни тысяч часов кропотливой нудной работы в лаборатории. Создание антидота - это все, что у него осталось в жизни после смерти сына и дочери.
Джеймс медленно поднялся с кровати и вытер пот со лба. В его комнате был кондиционер, как и во всех остальных на базе, однако ни один из них ни разу не включали, экономя электроэнергию, которая вот уже пять месяцев вырабатывалась при помощи бензиновых генераторов.
Бензин в последние месяцы стал на вес золота, учитывая те трудности, которые приходилось преодолевать для пополнения его запасов. В первые два месяца солдаты, организовывая мобильные отряды, предприняли множество вылазок в город, чтобы опустошить колонки, и вначале с этим не было проблем, однако они все вскоре опустели, и в поисках топлива пришлось выбираться в соседние городки, преодолевая приличное расстояние. Да и мертвецов, чем дольше они находились в изоляции, в городе становилось все больше. Словно невероятным образом, учитывая полное отсутствие интеллекта, они проведали, что в хорошо укрепленной базе для них есть еда, и потянулись многотысячной вереницей со всех окрестных городов в поисках пропитания. Отбиваться от возрастающей стаи мертвецов становилось все труднее, все чаще солдаты нарушали приказы своих командиров, отступая за стены безопасной базы, так и не выполнив задания. Недовольство и нарастающая паника среди военных в последний месяц буквально витали в воздухе. Солдаты отказывались рисковать своей жизнью ради, как многим казалось, глупых и бесполезных опытов ученых. Порой они открыто высказывали свое недовольство начальству в весьма грубой форме, зная, что серьезного наказания все равно не понесут.
Месяц назад на почве всеобщего недовольства произошел вообще вопиющий случай, отголоски которого сказывались до сих пор в поведении солдат. Один из командиров, сержант Эрл Хендрикс, будучи в изрядном подпитии, отдал приказ своим подчиненным доставить ему из мертвого города новую порцию алкоголя, так некстати закончившегося в самый разгар веселья. Один из солдат, рослый широкоплечий парень из Нью-Джерси, отказался его выполнить. Учитывая, что парень был не из робкого десятка и имел определенный авторитет среди сослуживцев, его поддержали остальные солдаты из мобильного отряда. Тогда сержант достал пистолет и трижды выстрел в смутьяна. Застрелив парня, сержант направил оружие на остальных и, воспользовавшись смятением, буквально вытолкал десяток солдат за ворота, заявив, что без ящика доброго виски, они могут не возвращаться. Парням повезло, на звуки выстрелов прибежал майор Гамильтон, один из членов совета базы, который, оценив угрозу со стороны неадекватного сержанта, принял единственно правильное решение: застрелил его. Кое-как конфликт замяли, но напряженность в солдатском братстве осталась.
Последствия этой напряженности Джеймс ощущал на себе каждый день, когда отчитывался перед советом базы о результатах текущих экспериментов, а если быть точнее, то об их отсутствии. Недовольство со стороны совета с каждым днем становились все более явным, совет требовал результатов, которые ученые, несмотря на неимоверные усилия, никак не могли дать.
Джеймс встал с кровати и, подойдя к шкафчику, налил стакан теплой воды, нагревшейся в душном помещении. Сделав над собой усилие, Джеймс проглотил до противного теплую воду и посмотрел на муху, бесцеремонно усевшуюся на фотографию его дочери Элизабет. Посидев секунду на краю, муха поползла к середине и остановилась в аккурат на лице улыбавшейся с фото Элизабет, принявшись потирать лапки.
