Sweet Book oh my bts⁷ Pt.2

Фетиши

— не сильно капризничала? — чонгук размазывает остатки крема по рукам и обеспокоенно смотрит на тэхëна. он все еще не совсем доверяет чан ди кому-либо, даже, если этот кто-то — его собственный муж.
— нет, сэр! спит, как младенец... коим она, собственно, и является.
— не забудь включить радио-няню.
— да! включил.
— а окно закрыл?
— конечно.

мужчины залезают под одеяло. дом погружен в непривычную, но такую сладкую тишину, что оба прикрывают глаза от удовольствия, улыбаются и неосознанно переходят на шепот.

— вот бы так всегда...
— ага...

тэхен прижимает к себе чонгука. все еще страшно касаться его — после родов он кажется таким хрупким, ломким, как поздний осенний лист, зажатый между пальцами. младший льнет к нему и дышит в область ключиц. волосы чонгука пахнут нежностью, и, если бы кто-то сейчас попросил описать и объяснить чем же пахнет нежность, он бы и слова  вымолвить не смог. после рождения чан ди запахи и звуки стали восприниматься тэхеном иначе, в сентиментально-романтическом ключе. сердце  стало в два раза больше. любовь к чонгуку укрепилась, к дочери появилась, и она — любовь, ежедневно плещется в груди, согревает и даëт силы жить дальше.

тэхен зацеловывает макушку мужа, игнорируя игривое сопротивление, но вдруг чонгук толкается весьма ощутимо.

— перестань! я опять... блять, я опять протëк! — разочарованный злой шепот. чонгук вырывается из объятий и включает ночник.
— протëк? — тэхен ничего не понимает, но в глаза быстро бросается мокрая футболка мужа.
— чан ди почти не ест моë молоко, только по утрам. ну тогда почему его так много?

тэхен чувствует себя последним извращенцем. он возбуждается, видя обнаженную опухшую грудь чонгука из которой медленно стекает молоко. размытые белые дорожки стекают по немного вздутому животику и исчезают  на резинке пижамных штанов, впитываясь в ткань.

— успокойся, детка, это просто молоко.

тэхен опрокидывает суетящегося чонгука на спину. подушка, не готовая к такому нападению, возмущенно выдает в воздух «пуф!».

— так испачкаю всë, ты вчера только постельное перестирал... пусти...
— чонгук! чонгук... чонгук? — тэхен дожидается, чтобы мужчина расслабился и сфокусировался на нëм.
— м?

уже без всяких слов он присасывается к набухшему соску мужа и мягко нажимает языком. рот наполняется сладким молоком. тэхен довольно урчит и сосет еще настойчивее, вырывая из чонгука низкие стоны. они сплетаются ногами, чонгук ласково гладит затылок старшего и прижимает к себе, запуская пальцы в кудрявые волосы. тэхен поочередно сменяет груди и бесстыдно трется возбуждением о чонгука.

никогда ким не думал, что кормление грудью — это что-то сексуальное, но сейчас рамки дозволенного отодвинуты и  он хочет поглотить своего мужа ещë и таким образом. так они еще ближе, сексуальная жизнь еще интимнее, а стеснения не существует вовсе.

— я люблю тебя, — тэхен переполнен. он покрывает грудь чонгука поцелуями, поднимается к шее и останавливается на подбородке. из глаз льются слезы, потому что происходящее всë равно кажется неправильным.

вдруг сейчас чонгук отвернется от него?

— надо было рассказать  раньше.

младший тяжело дышит, а мокрое пятно теперь не только на футболке, но и на штанах. чонгук не дает тэхену отстраниться. он целует — напористо и жестко, как они  не целовалась уже давно.

— я люблю тебя, хëн. — вытирает слезы с щек подушечками больших пальцев. — ... было вкусно?
— ты не представляешь насколько.
— немного распробовал... недостаточно. позволь?

они вновь целуются, но теперь сверху чонгук. он запускает руку в штаны тэхëна и ласково гладит головку члена пальцами, резко спускаясь к яичкам и сжимая их. тут уже без всякой нежности.

— когда я полностью востановлюсь после родов, он у тебя будет болеть и ты захочешь вернуть то время, когда мы не трахались.
— оооо, блять, как страшно, детка.

больше всего на свете тэхену сейчас хочется вдалбливаться в чонгука, заменив нежность в груди на сжигающую страсть, но он довольствуется малым. спешить некуда. он подождëт.

— кончай, — шепчет чонгук, ускоряя движение рукой, и тэхен послушно изливается.

теперь они оба опустошены и засыпают в объятиях друг друга.